— Давай. Тебе нужно меня касаться, да?
Он протянул через стол руку, девочка, чуть помедлив, обхватила его запястье. Ладони у нее были холодные и шершавые.
Артем, захваченный странным предвкушением (а вдруг и правда?), взял вилку, и быстро ткнул себя в плечо.
— Аааа, блядь, — тут же заорал он.
— Аааааай, — вторила девочка.
Наверное, удар получился сильнее, чем Артем хотел. Или он до некоторой степени действительно рассчитывал ничего не почувствовать.
— Тебе-то чего орать было? — спросил он, потирая плечо. Болело довольно-таки ощутимо.
— Испугалась.
— Чудесно. И зачем была эта глупая шутка?
— Просто слишком быстро, — расстроенно сказала девочка, — нужно, чтобы вы постоянно чувствовали боль. Тогда получится.
Артем подозрительно посмотрел на ребенка. Вроде бы не смеется.
— Постоянно чувствовать боль. Предложение соблазнительное, ничего не скажешь.
— Не постоянно. Ну, какое-то время, — кажется, она всерьез расстроилась, — извините.
Артем, чувствуя, что примерно так и начинаются все истории о учителях, над которыми глумятся дети, вздохнул и ответил, — давай на ты. И как тебя зовут?
— Давайте, — улыбнулась девочка, — меня зовут Гипнос, а моего брата — Танатос.
Артем кисло улыбнулся, — очень… мило. Я Артем.
Несмотря на бессонную ночь и выпитое пиво, он долго не мог заснуть. Ворочался, то закутывался в одеяло с головой, то спускал его, зыбкий, колеблющийся свет раздражал, Артем злился. Единственную кровать занял раненый мальчишка. Кроме кровати у Артема была только раскладушка — древняя, с причудливыми изгибами алюминиевых дуг, сверкающих тысячами царапин, с деревенским, в мелкий цветочек, вытертым ситцем. Артем не был джентльменом. Будь девочка хоть года на четыре постарше, он преспокойно бы забрал раскладушку себе, а ей бы постелил на полу. Но девочке с древнегреческим именем было двенадцать лет, если не меньше. И Артем лежал на полу кухни, старательно отгоняя мысль о том, что по его спящему телу будут бегать тараканы.
Серыми, потертыми волнами вплывал в комнату ненастный утренний свет. С угрюмой размеренностью через равные промежутки скрипела по асфальту дворничья метла. Звук то приближался, то отдалялся, словно дворник хотел подойти к его дому, но все не решался. Упокоенный этим размеренным шуршаньем, Артем наконец начал засыпать, бессвязно думая: «Гипнос и Танатос, сыновья Никты-ночи. Ну что же, хорошо, что нынешний готы подводят столь глубокий базис под свою… под свою идеологию, да. Гипнос и Танатос, сыновья Никты-ночи. И еще что-то про медные и костяные ворота, из которых выходят лживые и пророческие сны…».
