Все сливалось, смягчалось, теряло форму. Одеяло переходило в пол, пол, плавно закругляясь, в стену, колышущиеся занавески как будто слились с воздухом, став просто цветным порывом прохладного ветерка.
Размеренное шуршание наконец стало одним непрерывным звуком, то усиливающимся, то ослабевающим — как шум волн где-то далеко-далеко.
Артем заснул.
А дворник на улице, действительно, томился, тосковал, но из-за невнятного, смутного страха не мог подойти к его дому. Он шел, сколько мог, равнодушно помахивая метлой, но потом что-то в нем ломалось, он разворачивался и быстро шел назад, все так же автоматически скребя своим инструментом по асфальту. Потом он останавливался, тяжело дышал, пытался понять, что же именно его пугало. Стоял так, и снова, как завороженный, шел к дому Артема — желтому старому дому, разросшемуся в его глазах до какого-то таинственного храма, до древней пещеры со спящим драконом и его сокровищами, до, быть может, хрустального гроба со ждущей поцелуя мертвой женщиной.
Дворник не всегда был дворником. Когда он только приехал в Питер, он работал живой рекламой. Ходил по улицам в костюмах огромных плюшевых докторов, медведей и прочих талисманов иллюзорного мира рекламы и торговли и раздавал яркие бумажки, которые брали редко, а если и брали, то только чтобы донести до ближайшей урны. Поначалу это казалось неплохой идеей — на свете не так уж много профессий, в которых маска является обязательным элементом дресс-кода. Но летом в костюмах было удушающее жарко, дышать было тяжело, голова болела, а иногда вдруг темнело в глазах, слабели ноги, и он с ужасом думал, что если он сейчас упадет, то никто ему не поможет, так он и сдохнет в этом плюшевом саркофаге, сжимая стопку блестящих глянцевых бумажек в руке. Зимой же. Костюмы были достаточно толстые, чтоб под них нельзя было надеть куртки или пальто, но при этом совершенно не удерживали тепла. Он стоял как бы голый под черным колючим ветром и старался не смотреть на себя. Когда он смотрел, восприятие двоилось. То он видел свои жилистые обнаженные ноги, засыпанные снегом, заиндевевшие, то — ярко красные, гадко раздутые штаны очередного рекламного персонажа, чью шкуру ему приходилось носить. А король-то голый, ха-ха. Или даже — мертвец в мультяшной шкуре.
Проработав полгода, он уволился. Недели две валялся дома в привычной полудреме — когда реальность смешивается с фантазиями, легкое тело слабеет и колеблется под слабым сквозняком из-под прикрытой двери, и нет ничего прекрасней игры теней в подпотолочных сумерках, а проснувшись, еще можно какое-то время видеть героев сна и даже разговаривать с ними.
