Гаишник, казалось, только того и ждал. Лицо его расплылось в тонкой улыбке.
— Да ну? — глядя Артему в глаза, спросил он, — в бо-а-а-альницу?
У Артема похолодело в груди и животе.
— Да, — сказал он, — в больницу.
— Командир, вон у нас парень на заднем сиденьи, — перебил его таксист, — на перевязку едем, ты чего?
— Опусти окно, — сказал Гипнос Артем. «Какой тяжелый сон», — скользнула посторонняя мысль.
— Ого, — утробным голосом сказал гаишник, — а что с парнем?
— Прострелили, — быстро сказал Гипнос, — мы в войну играли и…
— Из чего прострелили? — тяжело бухнул гаишник.
— Из пистолета, — сказала Гипнос, — игрушечного.
— Езжайте, — после паузы сказал гаишник. Мокрое от снега лицо казалось неживым, голубые глаза глядели поверх машины, куда-то вдаль, где темно-серая земля сливалась с серым небом.
— Повезло, — сказал таксист, выворачивая с обочины, — правильно я вас взял. У меня, вообще-то, труп в багажнике.
Артем кое-как растянул губы в улыбку.
В полной тишине они доехали до здания больницы имени Рауфхуса — вытянутого вдоль дороги закопченного кирпичного барака, похожего не то на завод, не то на казарму. Голые исковерканные стволы тополей невпопад торчали вдоль дороги, с сонной подозрительностью посматривали на шоссе квадратные маленькие окошки. Над центральным входом поднималась небольшая башенка, украшенная здоровенным чугунным блином часов.
— Здесь? — спросил водитель.
— Да, — угнетенный пейзажем, ответил Артем, — тут, у входа, — он медленно запустил руку в карман, обхватил холодный пластик телефона и, стараясь смотреть в окно, запихнул мобильник куда-то под сиденье.
Машина остановилась. Артем полез за деньгами.
— Не нужно, — обнажил в улыбке плохие зубы водитель.
— Нет, почему…
— Говорю же, вы меня выручили, — засмеялся шофер и подмигнул Артему карим глазом, — давайте, высаживайтесь.
Они вылезли на пустынную улицу; машина, шорхнув шинами, развернулась и умчалась прочь.
Из-под конька низкой железной крыши на них печально посматривали нахохленные воробьи. Много их было, тесно прижавшихся друг к другу, серо-коричневых пуховых шариков, темные глазки сверкали, кажется, вдоль-под всей крыши.
— Странно, — сказал Артем, — рано еще для воробьев.
— Это души умерших людей. По поверью.
— В первый раз слышу, — рассеянно отвечал Артем, высматривая такси.
Улица была совершенно пуста, только вдалеке ковылял кто-то в черном, а вокруг него радостно нарезала круги большая собака.
— Ты помнишь, на сколько мы заказывали машину?
