— На 15.30, — голосом отличницы сказала Гипнос. Мальчик стоял к ним спиной, задрав голову к небу и глядя на птиц. Красно-белая повязка мокла под дождем.
— Еще полчаса, значит, — взглянув на чугунный циферблат, сказал Артем, — пошли внутрь.
В просторном холле, отделанном скользким белым мрамором, было тихо, прохладно и сумрачно.
Сидевший в гардеробе старик, похожий на домового, не поднимая очков от скабрезной газетенки, постучал ручкой по стойке. Пришлось раздеться.
— На перевязку? — осведомился старик.
— Ммммда, — неуверенно протянул Артем. Он начал жалеть о том, что они решили подождать здесь.
Старик уже открыл было рот — несомненно, чтобы направить их в какой-то кабинет на какой-то этаж — как в секундной тишине Танатос щелкнул пальцами. Старик замер с открытым ртом.
— Пошли, — дернула Артема за рукав Гипнос, — пока он не опомнился.
Они укрылись на лавочке за кофейным автоматом.
— Что ты с ним сделала? — спросил Артем, протягивая девочке пластиковый стаканчик.
— Это не я. Это Танатос показал ему его смерть, — она вопросительно посмотрела на брата; тот кивнул, мрачно глядя, как они потягивают горячий кофе.
— Тебе нельзя, — вздохнул Артем, — извини.
А старик-гардеробщик, похожий на домового, видел в это время белый потолок, и белую простыню, под которой смутно угадывалось тело, и свои руки, лежащие на этой простыне. Все это словно бы плыло в молочном, золотисто-дремотном свете. И только от сердца расходилась по всему телу черная боль. Боль нарастала, будто гул приближающегося самолета, он услышал далекий, приглушенный лай, и вдруг резкая вспышка ослепила его. Теперь не было ничего, кроме черной боли, роем хищных насекомых заполонившей его тело. А потом и боль исчезла, и старик очнулся: со скабрезной газеткой на коленях и ручкой, зажатой в пальцах. На крючках еще покачивались куртки, но посетителей не было. Старик посидел немного, держась за сердце, а затем пошел в свою каморку при гардеробе — выпить чаю с мятой да пожаловаться на здоровье, бедность и пациентов фотокарточке давно умершей жены.
— И что он сейчас видит? — без особого интереса спросил Артем.
— Не знаю, — пожала плечами Гипнос, — может быть, Танатос знает.
Мальчик покачал головой. Выглядел он сейчас намного лучше, чем когда они выезжали.
За стеклянными дверьми, мутными от дождя и снега, раздался автомобильный гудок.
— Это за нами. Пошли.
Машина снова оказалась красной, только теперь на ее боку желтели крупные округлые цифры: 6 000 000.
