особо удивлен открытием, что уркманами командует его личный враг. Это было не
39
что иное, как просто необычное совпадение. Смертельные недруги Конана были
разбросаны по всему миру.
— Ты глупец...
В то время, когда предводитель говорил эти слова, Конан наклонился в седле
вперед и ударил Гонтара по лицу открытой ладонью. Удар прозвучал как щелканье
кнута, а Гонтар зашатался и едва не выпал из седла. Он зарычал как волк и
схватился за пояс, так ослепленный яростью, что заколебался в выборе между
ножом и саблей. Конан мог убить его в это время, но этого не было в планах
киммерийца.
— Держитесь подальше, — предупредил он воинов, даже не потянувшись за
оружием. — Ничего против вас у меня нет. Это дело лишь между мной и вашим
главарем.
Если бы это был кто-то еще, то это не повлекло бы за собой никакого
эффекта; другой человек оказался бы уже наверняка мертв. Но даже самые дикие
уроженцы этих земель смутно ощущали, что методы, эффективные против
обычных людей невозможно применить к Конану.
— Взять его! — крикнул Гонтар. — С него следует живьем содрать шкуру!
Разбойники подошли ближе, на что Конан неприятно и язвительно
рассмеялся.
— Пытки не уничтожат бесчестья, которым я покрыл вашего вождя,— сказал
варвар насмешливо. — Люди будут говорить, что руководит вами главарь с лицом,
отмеченным ладонью Конана. Как вы сможете стереть этот позор? Эй, да он зовет
своих воинов, чтобы отомстили за него! Неужели Гонтар трус?
И снова уркманы заколебались, глядя на своего лидера. Его борода
покрылась пеной. Все знали, что смыть такую обиду можно только убив
унизившего врага в поединке. Среди этой волчьей стаи, человек, которому не
посчастливилось быть заподозренным в трусости, был практически приговорен к
смерти. Если Гонтар не примет вызова Конана, его люди наверняка послушают и
замучают киммерийца к восторгу главаря. Однако никто не забудет об этом
инциденте, и с тех пор его судьба будет предрешена.
Гонтар знал это, он понимал, что Конан втянул его в поединок, но,
охваченного безумием, его не волновало уже ничего. Его глаза налились кровью,
как у бешеного волка; уркман уже забыл, что подозревал Конана в сокрытии
лучников за горным хребтом. Вождь забыл обо всем, кроме безумного желания
навсегда потушить блеск этих диких, синих очей, которые издевались над ним.
