холмов, враждебность которых вошла в поговорку. Конан понял, что никто из
22
жителей не Мантталуса рисковал уходить дальше, чем на день пути из долины.
Дикость горных племен вокруг полностью изолировала их от мира.
Когда Конан стал зевать и клониться ко сну, Сидрик оставил его в покое,
убедившись, что никто не помешает гостю. Киммерийца немного обеспокоил
обнаруженный факт того, что в комнате не было двери, а у входа висела только
занавеска. Но Сидрик сказал, что в Мантталусе нет воров, хотя бдительность была
так присуща природе Конана, что варвар всё равно чувствовал воздействие
гложущей его тревоги. Комната выходила в коридор, а тот, как полагал Конан, вел
к внешней двери. Люди Мантталуса, по-видимому, не чувствовали необходимости
в защите своей собственности. Но, несмотря на то, что местные жители могли
спать здесь спокойно, это не обязательно должно было относиться ко вновь
прибывшему чужеземцу.
В конце концов, Конан отодвинул кровать, которая являлась наиболее
важным убранством в комнате и, убедившись, что никто смотрит, ослабил один из
образующих стену каменных блоков. Затем он взял шелковый сверток, засунул его
в отверстие, и, вставив на место камень, так глубоко, насколько смог, северянин
задвинул кровать на место.
Затем он вытянулся на своем ложе и начал строить планы о том, как остаться
в живых и сохранить бумаги, значившие так много для сохранения мира во всем
мире. В долине Мантталуса воин был в полной безопасности, но северянин знал,
что за её пределами с терпением кобры скрывается Турлог. Он не может
оставаться здесь навсегда, и ближайшей темной ночью ему придется взобраться
на скалы и бежать как можно дальше. Турлог без сомнения, будет вести за ним в
погоню все горные племена, поэтому киммериец должен довериться своей удаче,
точности глаза и крепости рук, что и делал уже, столько раз.
Вино, которое он пил, оказалось крепким, а усталость путешествия
расслабила его конечности. Мысли Конан смешались, и горец впал в долгий,
глубокий сон.
* * *
Конан проснулся в полной темноте. Он понял, что он спал в течение многих
часов, и что день уже прошел. В доме царила тишина, но Конана разбудило тихое
шуршание занавесок, висевших на входе.
Он сел на кровать и спросил:
— Это ты, Сидрик?
Голос ответил: «Да».
В то же время, когда Конан осознал, что это был голос, который не
