Глава 2
На рассвете мы были на пристани, центральном
сооружении речного вокзала, стоящего на берегу широкого плёса.
Доктор мой, оплачивавший в кассе заказанные нами
билеты, сообщил, что ужасные россказни калачеевского
обывателя в чём-то видимо правдивы, так как билеты
оказались в два раза дороже, чем в волжских пароходствах. Обшарпанный
бок брига, плавно возносящийся и опускающийся над нашими головами, также не
внушал оптимизма: видно было, что команда давно уже сдалась в неравной борьбе
со стихией, слизавшей краску с деревянных бортов и замутнившей когда-то ярко
сиявшие медные части, не видевшие мозолистой руки матроса, в прошлом драившего
медяшки до солнечного сияния.
Поднявшись на борт по штормтрапу, мы получили из рук
вахтенного матроса наши чемоданы и кофры, шляпные коробки и чехлы с платьем,
однако на наши призывы лакеи и не появились, и мы, пыхтя и потея, повлекли
ворох необходимых нам вещей в каюты.
Точнее, как оказалось, одну каюту:
капитан, увидев поднимавшихся на борт даму со спутником, решил, что явно
супружеской паре ни к чему спать в разных помещениях, возбуждая любопытство и
желания его безудержной команды.
Делить ложе с доктором я отказалась наотрез, и ему
пришлось выложить себе подобие орлиного гнезда на каютном рундуке, привязав к
нему под ноги колченогий табурет.
Обрадовало нас лишь то, что половина россказней
доктора Евгена оказались пустыми выдумками: в
продолжение всего путешествия никого не заставляли прыгать за борт и стаскивать
бриг с мелей, да и лакеи приносили самовар строго по склянкам, а не после ритуального
мордобития. Даже сапоги, оставленные за дверью каюты
доктором Пруденсом по европейской привычке, были не
украдены и не использованы в качестве ночной вазы, а тщательно вычищены ваксой
до зеркального блеска, в голенище же одного из них был вставлен букет
бессмертников...
Запыхтела и забулькала паровая машина - дань прогрессу
века двадцатого, ухнул ревун, звякнул корабельный колокол, с мостика раздалась
команда, утверждённая глухой боцманской божбой, и бриг двинулся по глади Дона,
плавно разворачиваясь и выходя на стрежень. Мимо стрельчатого
окна каюты проплыло здание вокзала, уехала назад пристань с платочками,
тальянкой, пляшущими купчиками без гильдии, девками в сарафанах и парнями в
смазных сапогах и красных рубахах, остались позади уже знакомые и привычные жлобы (жлоб - коренной житель
воронежской губернии), впереди были донские казаки и казачки, прославленные
синематографом, графом Львом Николаевичем и моими предками, не раз
напоминавшими мне о корнях, из коих произрастает наша многочисленная
фамилия.
