Что ты вертишь нас и крутишь, бессердечный мир земной?
Всякий, кто тебе поверит, будет сетовать со мной.
Ты откуда нас приводишь, где сравняешь нас с землей?
Только Бог один заступник всем, отвергнутым тобой!
Затем добавлял по-грузински: «Vah, sophelo…»
Жора не признавал перевода Константина Бальмонта, говорил, что он слишком экзальтирован, хотя Бальмонт и хороший поэт, однако – сердился Жора – в своем переводе он чуть ли не претендует на место рядом с Руставели. Перевода Шалвы Нуцубидзе не признавал вообще, дескать, как можно, чтобы историк философии или же философ переводил поэта, горячился, мол, перевод этот написан грузинским русским языком, причем тут еще и рука сатаны (Сталина) замешана. Я во всех деталях рассказал Жоре услышанную от моего прекрасного учителя Симона Каухчишвили историю о Шалве Нуцубидзе, его сестре, о самом Симоне Каухчишвили, «Витязе в тигровой шкуре», о Сталине и, конечно же, о Лаврентии Берии. Самым пикантным эпизодом в этой истории было не то, что одобренный товарищем Сталиным русский перевод Руставели спас Шалву Нуцубидзе и вместе с ним Симона Каухчишвили от тюрьмы, и даже не то, что спасшихся от тюрьмы грузинских ученых пригласил к себе на кутеж Лаврентий Берия. «Сильнее» всего было то, что изрядно напившийся Шалва Нуцубидзе забыл у Берии рукопись своего перевода «Витязя в тигровой шкуре», и, когда двое грузинских академиков заявились за ней к товарищу Берия, ошеломленный Лаврентий Павлович произнес исторические слова: «Мне немногих доводилось видеть ушедших от меня с миром, но вернувшихся из безопасного места своими ногами вижу впервые».
Жора был чистокровным антисоветским человеком, и не удивительно, что никого на белом свете не ненавидел больше, чем Сталина. Можно смело сказать, что на величайшего лидера всех времен и народов, на вождя мирового пролетариата и генералиссимуса у Георгия Хомизури была куда более сильная аллергия, чем на яйцо.
Наше заключение характеризовалось одной большой особенностью. Мы сидели не в страшные тридцатые годы, не во время войны, не на заре диссидентского движения, не в эпоху брежневского застоя, а в эпоху советской демократии, гласности и перестройки. В то время как сталинисты бушевали в «Правде», в «Огоньке» публиковалось знаменитое «Открытое письмо Сталину» хорошо известного в кругах диссидентов Федора Раскольникова. В один день по телевидению нам подавали советскую информативную баланду, на следующий день с того же экрана Рональд Рейган поздравлял нас с Новым годом. Опытные люди говорили, что сидеть в такое время невыносимее всего – я ничего не могу сказать, мне не доводилось сидеть в другое время, однако более опытным, чем я, людям можно доверять.
