Однако после первой ночи он не сделал ни единой попытки стать ее любовником. Он помогал ей одеваться и раздеваться с холодной отстраненностью, прямо как горничная. Вечером он, желая спокойной ночи, целовал ее в щеку и уходил, не оборачиваясь.
Уважение?
Или безразличие?
Как он поступит сегодня вечером?
Мягкий стук в дверь известил о возвращении графа. Он вошел в спальню, облаченный в бархатный малиновый халат. Как видно, он переоделся в комнате лакея.
– Я подумал, вам нужно будет помочь снять платье, – сказал он.
– Спасибо, – ответила она, пытаясь не дрогнуть голосом, хотя сердце в груди забилось со страшной силой.
Она почувствовала, как его пальцы расстегнули крючки у нее на спине, и замерла в ожидании продолжения. Однако открывшуюся кожу лишь овеяло воздухом. Потом от двери раздался его голос:
– Я оставлю вас теперь. Вернусь, когда вы ляжете.
Когда он ушел, Венеция сняла с себя остальную одежду. По какой-то причине ее охватило странное внутреннее томление – состояние, граничащее с сильнейшим волнением.
Она легла, отвернулась лицом к стене, чтобы он не подумал, будто она против его возвращения или вообще обращает на него внимание.
Наконец она услышала, как осторожно открылась и закрылась дверь. Потом он лег, тихо скрипнула кровать, после чего погас свет.
Венеция лежала в темноте, прислушиваясь к его медленному дыханию, пока не поняла, что он в конце концов заснул.
Тогда она села на кровати и посмотрела на него. В темноте удалось различить только, что он лежал спиной к ней и не шевелился.
Делать было нечего. Венеция сердито плюхнулась на подушку и попыталась заснуть.
…Проснувшись, она увидела солнечный свет, пробивающийся сквозь занавески на окнах. Аккуратно отодвинув ближайшую занавеску, Венеция выглянула наружу. То, что она увидела, заставило ее резко сесть и приникнуть к оконному стеклу.
Еще никогда в жизни она не видела такой красоты. Вокруг поезда громоздились горы, и даже в сером утреннем свете она не могла не поразиться их яркой, первозданной красоте. Блеклый английский свет никогда не являл взору ничего подобного.
Венеция смотрела на деревья, кусты и цветы, проплывающие мимо, словно озаренные божественным сиянием. «Есть ли еще где-нибудь край, подобный этому? – размышляла она. – Яркий. Пестрый. Восхитительный».
Зрелище это так ее заворожило, что она перестала замечать и слышать что-либо иное. Только когда руки графа легко легли на ее плечи, она поняла, что он тоже встал и подошел к ней.
