В далёкие годы моей молодости я повстречал бывшего пленника фашистских лагерей, который попал в плен в первый день войны, пережил немыслимый ад в разных лагерях смерти все четыре страшных года. Он рассказывал, что все пленные с разных фронтов утверждали, что у нас кругом была измена, и в командирских рядах Красной армии тоже; возможно, это и послужило причиной её разгрома и их плена. Так и ушли безропотно в иной мир миллионы страдальцев фашистских лагерей (да и не только фашистских), не узнав фамилии настоящих изменников, по вине которых они приняли мученическую смерть. Подробно об этом можно прочитать в моих недавно вышедших книгах «Родимая сторонка», 2-е издание и «Исповедь о сыне» (документальная повесть), 3-е издание.
К чему я так подробно выше цитировал воспоминания наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о принимаемых мерах сталинским руководством по отражению нападения Германии за несколько часов до начала войны? Да потому, что Сталин, наконец-то, поверил в агрессию гитлеровской Германии, и в принимаемых им мерах в эти предгрозовые часы проявился наивысший момент истины, кульминация череды роковых ошибок руководителя огромного государства, неожиданно оказавшегося жертвой агрессии вопреки всем его предвоенным планам в отношении Германии. Хорошо известно, что Жуков как начальник Генерального штаба РККА до июня побывал в кабинете Сталина 33 раза, да в июне, перед началом войны, 10 раз, и не случайно беседы с вождём длились по несколько часов за один заход. Зачастую в этих встречах принимал участие и нарком обороны Тимошенко. О чём у них шёл разговор при столь длительных и частых встречах, мы, к сожалению, никогда не узнаем, документов о тех своих встречах эта великая троица нам не оставила, а можем только предполагать, хотя любые предположения в таком серьёзном деле просто неуместны. В своей книге о войне, как говорили, самой правдивой, он об этих встречах ни слова не пишет. И напрасно. Тем не менее, нас интересует мнение Жукова и Тимошенко в эти драматические часы при принятии самого главного решения в преддверии нападения Германии.
Были ли у них со Сталиным разногласия по поводу принятого им решения, и если были, то почему они не написали официального письменного несогласия, а отделались устными замечаниями, как вспоминал впоследствии Жуков. Но доверять его послевоенным воспоминаниям надо с большой осторожностью. Более того, нужно обязательно просеивать через мелкое сито каждое выражение Жукова, чтобы выловить из его слов крупинку правды. Тем не менее, странно всё это и совершенно непонятно. Невольно создаётся впечатление, что никаких разногласий с вождём по принятому решению у наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова не было и не могло быть в принципе. Скорее всего, оба в привычном подобострастии от постоянного страха впасть вождю в немилость согласно кивнули, разом встали со стульев и ринулись выполнять преступную директиву.
