Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол» | страница 62



[Гудериан, 1999, с. 203]. И там же: «20 и 21 июня я находился в передовых частях корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Пристально наблюдая за русскими, я пришёл к твёрдому выводу, что они ничего не знали о наших намерениях» [Там же, с. 208]. Но почему же так ошибался танковый полководец вермахта? Наоборот, советское руководство знало о намерениях немцев очень даже много, но необходимых мер по отражению нападения противника не принимало. Это удивляет. Причина была, видимо, одна: тщательная маскировка всех мероприятий Красной армии на границе и в приграничных районах сосредоточения войск, показная демонстрация миролюбия и благодушия наглядно убедили гитлеровцев в нашей оборонительной политике. Хотя В. Суворов утверждает, что Красная армия скрытно готовились к нападению, игнорируя оборонительные мероприятия, что и привело к её полному разгрому в приграничных сражениях. Но какая же причина могла послужить столь трагическому для РККА началу войны? Их, на мой взгляд, несколько, и главные из них следующие. Недопустимо низкая боеготовность всех родов войск РККА, что подтверждается многочисленными проверками комиссий из Наркомата обороны. Командный состав на всех уровнях не соответствовал требованиям современной войны, о чём выше уже упоминалось. Войскам не ставилась задача о проведении оборонительных мероприятий. Роковая ошибка Сталина накануне войны.

Рассмотрим подробнее ошибки Сталина в предвоенный месяц. В книге «Ледокол» В. Суворов утверждает, как и в других случаях, что нападение Германии было для Сталина внезапным и явно неожиданным. Да так ли это? Давайте ещё раз непредвзято посмотрим на его поведение за несколько дней и часов до германского вторжения и те решения, которые он принимал для отражения агрессии, с учётом разведданных. «Почти каждый день на рабочие столы Сталина и высшего руководства страны и армии ложились всё новые и новые документы, поступающие из различных источников: по дипломатической линии, от военных атташе за границей, через агентуру, от войсковой и пограничной разведок. Все они свидетельствовали о неизбежности фашистского нападения. Но особого беспокойства у руководства страны и Красной армии они не вызывали. Разведывательное управление Генерального штаба чётко отслеживало обстановку на советско-германской границе, отмечая, что развёрнутая группировка германских войск уступает находящимся на границе советским войскам» [Иринархов, 2012]. Какая же всё-таки преступная самонадеянность (иначе назвать нельзя) царила в головах всех советских руководителей в тот ответственный период, что не нашлось ни одного руководителя из сталинского окружения, который проявил бы мужество и здравомыслие, обратив внимание Сталина на трагичность положения Красной армии, совершенно не готовой отразить нападение гитлеровцев. Ведь все прекрасно знали, видели и должны были понимать, что части и соединения Красной армии оборонительными мероприятиями весь предвоенный период не занимались, а только наступательными, и отразить фашистскую агрессию в принципе не могли. Кроме того, советскому руководству ну никак нельзя было не обратить внимания на поспешный отъезд из Москвы посольств Германии, и ее союзников. К тому же 19–20 июня все германские суда покинули советские порты, а некоторые из них ушли недогруженными. Это ли не явный признак неизбежного начала скорой войны? Всякая дипломатия в этой ситуации была бесполезной, и оставался единственно возможный вариант – на силу отвечать силой. Но совершенно необъяснимо другое, довольно странное обстоятельство: по какой причине тоже поспешно выехала из Москвы на родину часть сотрудников английского посольства? Интересный момент, но историки на него до сих пор почему-то не обратили серьёзного внимания.