Симон едва не отпрянул от старика, таким безумием веяло от его влажных глаз и хриплого голоса.
— Другими словами, — заметил он, едва сохраняя ровный тон, — ты и твои собратья по ордену хотите подчинить человечество своей воле.
Кшастра мрачно усмехнулся.
— Мне кажется, Симон из Гиттона, ты составил о нас неверное и извращенное представление. Я надеялся, что ты поймешь. Наш орден думает лишь о благе всего человечества…
Симон услышал скрежет когтей по камням и шелест перьев, и в следующее мгновение крупный стервятник, по всей видимости, тот самый фамильяр колдуна, проковылял с узкой лестницы в зал. Вытянув шею в сторону Кшастры, птица несколько раз хрипло каркнула, хлопая крыльями.
— Орму, мой фамильяр, зовет меня, — пробормотал Кшастра. — Я забыл, что оставил готовиться важное колдовское зелье. Подожди здесь, Симон. Я скоро вернусь.
Сказав это, старик поспешил прочь из зала, сопровождаемый нелепо ковыляющим стервятником.
* * *
Несколько секунд Симон стоял неподвижно, прислушиваясь к затихающему звуку шагов Кшастры. В его сознании зарождалось подозрение. Хотя колдун быстро и без всяких сомнений предоставил правдоподобное объяснение своему торопливому уходу, Симон не заметил в верхней комнате следов приготовления какого-либо «колдовского зелья».
Поэтому как только шаги на лестнице стихли он вышел из зала и начал бесшумно красться вверх по ступеням.
Добравшись до верхней площадки, Симон услышал приглушенный голос колдуна, а оказавшись возле дверного проема, он смог разобрать слова:
— … да, да, здесь он, и вы можете получить его, потому что для ордена он бесполезен. Но вам нельзя приходить сюда. Вам что, недостаточно часто повторяли правила ордена?
— Заткнись, сушеная ящерица! — прорычал хриплый голос. — Мы до сих пор следовали твоим правилам, но всему есть предел. Этот ублюдок убил семерых моих людей, и клянусь Ахриманом, я прослежу, чтобы умирал он по меньшей мере столько же дней.
Симон почувствовал, как зашевелились волосы у него на затылке. Он узнал голос Гатака, главаря «кольчужных всадников», и ему не надо было выглядывать из-за занавеса, чтобы увидеть перед собой его украшенное шрамами жестокое лицо, обрамленное косматой черной бородой, безжалостные узкие глаза под густыми бровями и стальной шлем. Негромкое позвякивание доспехов и оружия говорили о том, что в комнате находилось еще несколько человек.
— Замолчи, болван! — зашипел Кшастра. — Я оставил Симона из Гиттона дожидаться в комнате внизу…
