– Ну, видишь ли, я хочу спросить, понимаешь ли ты, что творится в душе у каждого ребенка? Вопрос мой не совсем праздный. Я скажу сначала о себе. Я вот, например, недавно пришла к выводу, что довольно мало понимаю из того, что творится в детских душах. А раз так, могу ли я преподавать? Нет, преподавать-то я, конечно, могу. Но будет ли из этого толк? Ведь преподавание происходит через воздействие на душу ребенка. Именно тогда оно достигает своей цели. Если же не понимать эту душу, то зачастую можно добиться прямо противоположного результата.
– По-моему, ты все усложняешь, как обычно. Ну конечно, я понимаю детские души. Как, впрочем, и ты. Ведь мы же учительницы. И почему тебе пришла такая мысль в голову?
– Не знаю, я смотрю на свою Ленку. Она совсем еще ребенок. А мне кажется, я совсем не знаю, что творится в ее душе! – задумчиво говорила Лиза.
– Ну-ну. Все ты знаешь. И я знаю. И про мою Аню, и про твою Лену. Знаю, что они любят, что не любят, чего хотят, чего не хотят. Знаю, когда они лукавят. Знаю, например, что моя Аня влюблена в соседского Петьку, – без тени сомнения пояснила Александра.
– Аня тебе сама об этом сказала? – с удивлением осведомилась Елизавета.
– Ну что ты? Скажет она сама об этом! Но я-то вижу! Это только им кажется, что мы про них ничего не знаем.
Тут Александра чуть подмигнула сестре:
– Но мы-то с нашим житейским опытом видим их насквозь! Вот так.
– А! Вот кто у нас в гостях! – на веранду взошел розовощекий Аполлон Иванович. – Давненько мы Вас, Елизавета, не видели. Ну вот и славно. Сейчас быстро на речку. И ужинать.
– Папа, папа! – десятилетняя Аня с разбегу бросилась в объятия к отцу. – Идем? – и она заглянула ему в глаза.
– Конечно! Зови Ленку.
– Пойдем купаться! – прокричала в радостном возбуждении Аня, вбежав в дальнюю комнату Лены.
Лена в этот момент спокойно читала книгу, и ей совсем не хотелось купаться. Купание в прохладной воде Москвы-реки всегда было для нее испытанием. Но ей трудно было отклонить предложение двоюродной сестры. На то было множество причин.
Лена была в гостях у своей сестры на даче, и ей почему-то представлялось неудобным отказывать предложениям хозяев. К тому же приглашение исходило не только от Ани, но и от ее отца, почтенного Аполлона Ивановича, к которому маленькая Лена испытывала чувство легкого благоговения. И было отчего.
Аполлон Иванович был человеком значительным и тучным. Справедливости ради следует отметить, что он большую часть времени проводил на работе, важность которой всем была очевидна. Но и в его отсутствие сильный дух Аполлона Ивановича продолжал витать по комнатам благородного семейства. Когда же он появлялся дома, все его указания, которые, впрочем, по форме всегда являлись просьбами, молниеносно исполнялись многочисленными домочадцами. Стоило ему, сидя за обеденным столом, немного приподнять руку, как тут же воцарялась тишина. Как будто все только и жаждали узнать, что же захочет сообщить Аполлон Иванович на этот раз. Произнести ли тост, спросить ли добавочную порцию крепкого бульона или сообщить, как обстояли сегодня дела в институте исследований деятельности головного мозга. Правота точки зрения Аполлона Ивановича, конечно же, никогда не подвергалась ни малейшему сомнению. То, что он говорил, было истиной. То, что он любил, было хорошо. А что не любил, было плохо.
