Несмотря на новое увлечение, он все же не забывал, что он девушка, и смущался того, что не все пока было у нее идеально. Как назло, удовольствие заставляло испытывать себя по нескольку раз в день. Будучи омерзительным, этот отросток старался доставить ему все большее наслаждение, и уже не было сил его игнорировать. Тщательно вытершись, как от чужого, он пытался найти выход в лабиринте самого себя.
С гвоздиками – красной и белой – в черных волнистых волосах, худая, с яркими губами и глубоким взглядом, Гал Коста[74] сидела с гитарой в руках на высоком стуле, расставив ляжки. Мягким, нежным изгибом плоти они переходили в тонкие, смуглые колени. Гал пела, вонзаясь неподвижным взглядом в кого-то невидимого, что она готова умереть ради любви.
О, ради этого был готов умереть и он! И разве он тоже не ждал своего любимого? И разве не было поразительным его сходство с Гал? – обратил он внимание матери.
«Да это ж старая запись семидесятых, ты тогда только едва родился!» – раздосадованно выключила телевизор мать.
Виной всему – Карлуш, решили в семье. И напрасно Рожейро кричал, что ему вовсе не хотелось переодеваться в женщину, как его дяде, потому что это нравилось некоторым туристам и веселило его самого. Рожейро хотел БЫТЬ женщиной. Вернее, он и так уже был ею, но, чтобы об этом узнали все, нужно было просто раз и навсегда отменить обрыдшее ему мужское тело, которое нарастило вокруг правильной сердцевины отвратительные детали вроде щетины, черных волос на ногах, кадыка, квадратного подбородка и костистого лба. Иногда ему казалось, что он нашел разгадку: может быть, он был вовсе не он, а его умершая сестра Тайво, а умер как раз мальчик – младший лишь на несколько минут Кехинде, но по какому-то злому волшебству их тела перепутались. И он особенно тщательно полировал деревянную фигурку своего близнеца, умоляя ее забрать мальчика Кехинде и вернуть ему тело девочки.
Последнее время Северинья задерживалась на работе дольше обычного, настроение у нее было лучезарное, как будто она заглотила кусок звезды или напилась до отвала сладким соком питанги, даже пахло от нее теперь более душисто. Она по-прежнему обожала теленовеллы и передачи про Италию, но не возражала, если сестра переключала телевизор на музыкальный канал, под который они теперь отплясывали вдвоем или даже все вместе, включая малыша Сезара. Как-то раз она привела домой черного мускулистого титана. Он работал в мясной лавке, но «выказывал
