Наконец дорога скользнула через хребет и побежала по густому хвойному лесу в долину, что виднелась на юге. Несомненно, в мирное время все эти злодеи были контрабандистами и теперь вели меня тайным путем через португальскую границу. Среди множества следов, оставленных мулами, я приметил в мягкой земле у ручья отпечатки лошадиных копыт. Все объяснилось, когда мы вышли на поляну. Возле упавшего дерева на привязи стоял конь. Я тут же узнал рослого вороного с белой ногой, которого выпрашивал утром.
Что же с месье Видалем? Неужели моя печальная судьба постигла еще одного француза?
Бандиты остановились, один из них по-особенному крикнул. Из кустов ежевики, что росли на краю поляны у подножия скалы, послышался ответный крик, и навстречу нам вышли еще с десяток разбойников. Две шайки приветствовали друг друга. Те, что появились из кустов, с горестными возгласами окружили моего любителя поработать шилом, а затем развернулись ко мне, рыча и размахивая кинжалами. Кровожадные убийцы так бесновались, что я уже решил прощаться с жизнью, но тут один из негодяев сказал что-то дружкам, и меня потащили в заросли ежевики.
Меж кустами бежала тропинка, ведущая в глубокую пещеру. Солнце садилось, и если бы не два факела, горевших на стенах слева и справа, в ней было бы очень темно. Посреди пещеры за грубым столом сидел человек весьма необычного вида. По тому, как уважительно обращались к нему остальные, я сразу понял – это главарь, тот самый, кто за свой жестокий нрав получил зловещее прозвище Эль Кучильо, или Кинжал.
Священника внесли и усадили на бочку, ноги его все так же беспомощно болтались, и он по-прежнему с ненавистью поглядывал на меня кошачьими глазами. Вожак заговорил с ним. Мне удалось разобрать, что святоша – его правая рука и не первый раз нарядился в сутану, чтобы елейными речами заманить путника в бандитское логово. Сколько же благородных офицеров погубил этот чудовищный лицемер! На сердце у меня потеплело при мысли о том, что я положил конец его гнусным деяниям. Правда, я боялся, как бы это не обернулось невосполнимой потерей для императора и армии.
Пока раненый, которого поддерживали под руки два товарища, рассказывал по-испански о своем злоключении, головорезы подтащили меня к столу, и я получил отличную возможность рассмотреть их предводителя. Мне еще не приходилось встречать человека, столь непохожего на бандита, в особенности – на бандита, который даже в краю, известном своими жестокими нравами, заслужил столь мрачное прозвище. С таким широким добродушным лицом, румяными щеками и пушистыми бакенбардами ему самое место было за прилавком бакалейной лавочки на улице Сент-Антуан. Главарь являл собой полную противоположность остальным разбойникам с их яркими кушаками и сверкающими кинжалами – в куртке из добротного сукна он выглядел скорее как добропорядочный отец семейства. Выдавали его лишь коричневые лосины, а так никто и не догадался бы, что он живет в горах. Обстановка в пещере соответствовала его облику. На столе рядом с табакеркой лежал огромный фолиант в кожаном переплете, похожий на гроссбух. Между двумя пороховыми бочками, на доске, выстроились другие книги, и всюду были разбросаны листы, исписанные какими-то виршами. Пока я все это рассматривал, Кучильо, развалясь на стуле, слушал своего товарища, а когда тот закончил, приказал вынести калеку из пещеры. Я стоял в окружении трех бандитов и готовился к худшему.
