Тело толчено, как бабой в ступе куделя, и кости ломаны-переломаны. Правую руку война сожрала, большим осколком снаряда кисть в миг отрезало, кровь будто из насосной кишки хлынула…
После войны эта Малиновка. Вот она за оврагом, в двух километрах, в долине полсотня домов, и все в один рядок, окнами на полдень, чтобы в избах было тепло и светло. За уличной дорогой тын из слег, за ним полосы картошки, ржи, люцерны и даже кукурузы, в общем, всякой всячины насеяно и насажено: у каждого своя выгода. Позади дворов сады и огороды. И опять схитрили малиновцы: за садами и огородами узкая полоска березняка, она от северных ветров и сады прикрывает и дома тож. Понятно Алтынову: люди селились после Октября, выбирали местечко повидней да поуютней — сами хозяева.
Но настало время — рушится деревенька. Может быть, в том и дорога виновата, вернее, бездорожье: на Кузьминское бежит проселок, осенью да и весной — грязь по ступицу, на Урочную лежит негаченый лесной тракт. Правда, по другую сторону Малиновки в каких-то трех-четырех километрах стелется пыльное шоссе; отсюда видно, как по нему бегут грузовики и автобусы. Стоит выйти на шоссе, поднять руку — и уедешь в свой областной центр или в соседний, смотря куда задумал поехать, но по тому шоссе не попадешь ни в Кузьминское, ни на Урочную, ни в Конев. Не с руки оно, хотя кому как: малиновцы приспособились к той дороге, снуют в большие города, а летом по шоссе из городов родня с детишками в Малиновку спешит. Выходит, и бездорожье — разоритель, и шоссе — разоритель.
— Поехали, Иван Ильич, — вмешался в мысли Алтынова шофер, захлопывая капот. У него привычка, как привал, ковыряться в моторе, или под машину заберется и лежит под ней, гайки крутит. Алексей невысок, плотен, шея короткая, поэтому кажется, что в плечи вросла. Лет ему бог знает сколько. Иван Ильич не спрашивал, но помнил, что Алексей всю послевоенную пору кузьминских председателей возит, и все это время он такой же: короткие щетинкой волосы и ни одной сединки в них.
На плоском взгорье Иван Ильич схватил взглядом недостроенные дворы, поморщился. Хорошо бы сказать шоферу: давай разворачивай обратно, нам здесь делать нечего. Там, в Кузьминском, когда с Низовцевым спорил, рвался в Малиновку, а подъехал к деревушке, понял — пустые хлопоты.
— Алексей, поезжай в Кузьминское, я здесь сойду, переночую у деда Макара в сторожке. За мной приедешь завтра что-то в полдни.
— Что вы, да я вас до дома Антоновой подброшу, — возразил в недоумении Алексей.
