Впервые, может быть, Маша задумалась о том, какая у нее мать, добрая или злая, портящая другим женщинам жизнь или сама с испорченной жизнью. То, что мать вспыльчива, что мать — порох, Маша испытывала на себе. Бывало, Маша набедокурит, мать отхлещет ее чем попадя, после часа три ей на глаза не попадайся.
Маша захлопнула сундук. В избе было темно. Как в детстве, потянуло в осинник. Дорогой мысли неотвязно крутились около матери. Вспомнилось: Маша была совсем маленькой. В колхозе дела не клеились. Мать приходила с фермы злая, кидая на печь фуфайку, говорила бабушке (тогда жива была Машина бабушка):
— Солому с крыш скормили, а до выгона в поле глаза вытаращишь: коров на веревки придется подвешивать. — Заметив Машу, добавляла: — Вот еще назола навязалась.
Маша не знала тогда, что такое «назола», обижалась и готова была убежать из дома, но куда убежишь, коли за окнами снег, а валенки с худыми пятками. Мать умывалась, бабушка собирала на стол. За обедом мать вытаскивала из кармана юбки комок сахара:
— На, что ль, вижу: букой смотришь. Ох, горюшко мое, в кого такая обидчивая?
Маше надо было посердиться, не брать сахар, но боялась, как бы он опять не утонул в глубоком материнском кармане. Обкусанный комок, поди, остался у матери, когда она с товарками пила на ферме чай вприкуску. Маша хрустнет раза два, и сахара нет. Мать скажет:
— Скоро смолола, нет бы с хлебцем.
Были и счастливые минуты. Маша сидит у матери на коленях. Мать говорит, что вырастет Маша большой, выучится на врача или учительницу, будет жить в городе, а она, ее мать, станет приезжать в гости. Маша перебьет:
— Мам, у меня будет все: и булки, и конфеты, и печенье, все-все. Ты приедешь, я скажу: «Мам, ешь сколь хошь, ну вот по самое горлышко».
Мать прижмет ее к груди.
— Глупышка ты моя хорошая.
Маша любила бегать на ферму, смотреть, как мать работает, потом помогать стала, уберут вместе навоз, мать скажет:
— Ну вот, доченька, мы и убрались, спасибо, помогла. Пойдем домой, я постираю, ты уроки поучишь.
Раздор вышел, когда Маша восьмилетку окончила. Обычно после четырех классов малиновские ребятишки учились в Кузьминском, но Прасковья отвезла дочь на Урочную в восьмилетку — плохо ли: под надзором тетки будет учиться. Бывало, Маша прибежит на выходной или на каникулы, на ферму кинется, с телятками позабавляется. Прасковья от фермы не отпугивала. Кончила Маша восьмилетку и закапризничала: «Не буду учиться». Прасковья и с лаской, и с угрозой — подавай документы в Коневское педучилище, да не настояла на своем.
