— А ты ел его? Или коровы тебе жалились?
— Слышал, вот и говорю. Может, и наболтали.
— Ботало[14]! — Погонышиха презрительно плюнула в сторону старика.
Круг сомкнули.
По кошенине лошади пошли легко, трава не наматывалась на колеса, не забивало цветочной пылью и облетающими лепестками глаза. Зеленая стена рушилась под острыми зубьями сенокосилки.
— Мужики! Честные бедняки и середняки! Да когда, когда бы это без нашей партии мы с нашими капиталами удостоились сесть на собственную распречудесную-чудесную машину! — сказал Дмитрий Седов и обвел всех ликующим глазом.
Герасим Андреич взял масленку, открыл клапаны маслопроводов и пустил олеонафту на косогон и по шестерням.
— Напой, досыта напой ее, родимую! — не удержалась Матрена и старательно обтерла пучком травы пожелтевшую втулку у колеса.
«Машина! У нас в артели машина!..» — ликовал Дмитрий Седов. Ему уже чудились десятки других сильных, сложных машин на полях и лугах артели.
Стальной стрекот сенокосилки не прерывался до позднего обеда.
Герасим Андреич не хотел выпрягать, пока Зотейка Погоныш не приведет новую смену лошадей:
— Пусть смотрят, как артель машиной работает: они думают — лодыри собрались тут… Врете! Мы вам раздокажем!..
Герасим Андреич все торопил и торопил лошадей.
Упряжка притомилась, а Изота все не было. Герасим начал злиться:
«Поработай с этакими! Ты тут стараешься, а он лежит, наверное. А пай отдай, скажет… И отдашь, отдашь, никуда не денешься — артельное дело…»
— О-бе-дать! — позвала Матрена.
Герасим Андреич остановил коней. Хомуты сбросили у дышла машины на кошенину. Потные лошади тянули в траву. Выкошенная за такой короткий срок площадь луга была непривычно огромной.
За обедом Петухов видел, что Матрена больше всех волновалась о пропавшем Изоте.
— Спит, пропастина! Измучилась с валухом! — Матрена была бледна от стыда и злости.
— В сенокос отоспится — в страду дремать не будет, — на шутку повернул разговор Герасим Андреич.
— Сбегаю-ка я, мужики, домой, горячую головешку ему подсуну.
Зотейка Погоныш, как и Тишка Курносенок, был посмешищем всей деревни.
— В кого ты уродился, этакий прыщ? — ворчала на него мать.
— В тебя, мамонька, как две капли!
— Такой же, только труба пониже да дым пожиже. Мухомор ты — вот ты кто! Разве только за непочтение родителям накажет какую девку бог таким мужем…
И, словно в насмешку, выпала судьба Зотейке жениться на работящей, крутой нравом Матрене Тутыркиной. Девичий грех ее «покрыл» Зотейка.
