Под аркой несколько голосов заговорило разом:
— Ведь божились…
— Что они не крещеные, что-ль? Станут Господне имя зря…
— Княже, может, и правда от какого боярина…
— Спосылать бы кого на царский двор…
И потом кто-то резким голосом крикнул:
— Эй, молодец, а ты скажи, как твоего пана имя, звание?
— А звать нашего пана Молчанов! — крикнул один из запорожцев.
Под воротами опять заговорили, но вполголоса.
Трудно было разобрать, о чем говорят там.
Запорожцы подумали, что, должно быть, у царика дела не совсем хороши: у них, у запорожцев, этого не водилось, да и ни в одном войске не водилось, чтобы простые рядовые казаки где-нибудь на карауле в присутствии начальника караула советовались между собой так, как сейчас советовались караульные Уруса.
Запорожцы слышали среди других голосов и голос Уруса. Но, судя по тону его голоса, он не сердился и не старался водворить порядок: он тоже советовался.
Голоса под воротами стихли, и опять вышел Урус. Сердито он спросил, мотнув головой вверх:
— Какой это Молчанов?
— А что еще в Тушине был… с Салтыковым…
— Пропустишь, что ли?
— Проезжайте, — так же сердито сказал Урус.
Молчанов с собой привел в Калугу действительно около сотни казаков.
Он им платил хорошее жалованье — из Азейкиной казны.
После того, что произошло на Азейкином постоялом дворе, оставаться в Тушине Азейке было невозможно.
Но нельзя было также и уйти в бега, имея охрану всего из семи запорожцев.
Не случись того, что случилось, Молчанов мог бы спокойно двинуться в путь, сопровождаемый этими семью запорожцами.
Но дело осложнилось так, что, казалось, никак не выпутаешься из создавшегося положения, когда по приказанию Молчанова запорожцы обезоружили и перевязали приказных стрельцов.
От стрельцов можно было бы отделаться гораздо проще. У Молчанова едва было не сорвалось слово, равносильное для стрельцов смертному приговору.
Но он вовремя сдержался.
Было легко перебить стрельцов и самим бежать. Но тогда бегство его и Азейки скоро открылось бы. Была бы наряжена погоня, и их где-нибудь настигли бы.
Молчанов распорядился иначе. Связанных стрельцов поместили в одних из тех саней, на которых стрельцы приехали.
На другие сани Азейка сложил все свое добро, хранившееся у него в погребе, и бочонок с вином. В эти сани сел он сам и с ним Молчанов. А баб, т.-е. Азейкину дочь и приехавшую с Молчановым еврейку, усадили в возок. За кучера на облучке возка сел один из запорожцев.
Выехали из Тушина под-вечер, проехали верст пять по большой дороге и свернули в лес.
