Затем и привели к ней эту девушку-гадалку.
Две приживалки, ходившие за ней пешком, так как все делалось втайне от боярина, и нельзя было поэтому взять из людской человека и лошадей на конюшне, — возвратились иззябшие и издрогшие.
Боярыня поднесла им по стакану вина. Пока они объяснялись с боярыней, рассказывая ей, как они плутали по городу, девушка оставалась внизу, на лестнице в ожидании, пока ее позовут наверх, на боярский ярус. Одну половину этого боярского яруса занимал боярин с сыном, в другой жила его сестра и две его внучки, дочери его сына, давно уже вдовевшего, большего кутилы и бражника, любившего сорить деньгами и хорошо знавшего почти все места в Москве, где по ночам играли в кости, пили вина, плясали и пели до рассвета и откуда вдовый боярин «наутре», когда «ударяли» к заутрене, пробирался тайком по огородам и задворкам к себе домой, иной раз обыгранный дочиста, а иной раз звеня деньгами в кармане.
Снизу на боярский ярус можно было пройти по двум лестницам: одна вела к боярыне, другая к боярину. Лестницы отделялись бревенчатой стеной одна от другой. В этой стене была дверь, так что, спустившись с лестницы, ведущей на мужскую половину, можно было попасть на лестницу, ведущую к боярыне или наоборот. Дверь обыкновенно была заперта на замок. Но сегодня эта дверь весь вечер оставалась отпертой, так как с женской половины к боярину захаживали то-и-дело и боярыня, и старуха мамка справиться, не нужно ли ему чего. Но боярин осведомлялся у мамки об одном: не привезли ли Молчанова. И все поглядывал на свою лампу — часы, горевшую тускло на табурете возле его кровати.
Когда мамка объявила ему, что Молчанов в доме, он оживился, заиграл скрещенными на груди пальцами и, не поднимаясь (он лежал навзничь), закивал головою.
— Веди его, — сказал он, глядя на мамку из-под полуопущенных век заискрившимися глазами.
Проведя Молчанова длинным, узким и совсем неосвещенным коридором из «дворянской» комнаты на площадку, откуда был ход наверх к боярину, мамка оставила Молчанова здесь, а сама побежала проворно, как сорока, хотя и была стара, по лестнице на женскую половину, спросить боярыню, может быть, та «похочет послушать»… Она уже надумала, как им обеим, ей и боярыни, «запасть» в комнатах у боярина после того, как Молчанов войдет к боярину.
Прислуживал боярину один старый приказный, в приказах давно уже не служивший и имевший приют боярина из милости. Этот приказный с красным прыщеватым носом и реденькой бородкой, всегда всклокоченной, хотя ее можно было расчесать и пальцами, обещал ей на случай, если боярыня «похочет», укрыть ее в комнате, смежной с комнатой боярина.
