Его слова произвели на майора самое неприятное впечатление. Он совсем закаменел и спросил сипло: «Ты что ж это хочешь сказать? Что Иван — еврейское имя?»
«Еврейского происхождения», — поправил Калабаров.
«Мое имя — еврейское?!» — бушевал майор, стуча по столу воблой.
В итоге Калабаров был вынужден отбиваться кружкой, и, по его словам, если б не лагерные уроки, пришлось бы туго.
Вот из какой истории родилось мое имя.
«Еврейского в тебе ровно столько же, сколько во мне, — рассуждал Калабаров. — Но назло глупым антисемитам нарекаю тебя Соломоном Богдановичем. Да сольются в тебе два духа народных, и будешь ты, по сравнению с теми, в ком один, умнее вдвое!..»
***
— Вот уж нашли, — покачал головой директор. — Ерунда какая-то! Могли бы Зорькой, например. Или, скажем, Звездочкой…
— Это же не лошадь, — кокетливо урезонила его Катя, перебирая ключи. — И как же Звездочкой, когда это мужчина? Пожалуйста, Виктор Сергеевич. Вот ваш кабинет.
— Богадельней попахивает, — заметил Милосадов, поводя носом. — Ничего, мы эту казенщину поправим… Вы, Катя, вот что. Обегите всех. Надо же и дело начинать. В половине пятого общее собрание трудового коллектива. Подождите, а попугай-то ваш…
— Соломон Богданыч, — уточнила Зонтикова.
— Вот-вот, Богданыч… Ему в кабинет можно?
— А как же! — удивилась она. — Тут его самое место было. Когда с Юрием Петровичем случилось, после похорон кое-какие вещи жена с дочкой забрали: пепельницу, старую трубку, книги, бумаги, еще что-то по мелочи. Хотели и Соломон Богданыча увезти, но мы…
— Да, да! — нетерпеливо оборвал Милосадов. — Молодцы. Но куда ж он здесь, простите… как бы точнее выразиться…
И пошевелил пальцами, подыскивая подходящее слово.
Но Зонтикова уже поняла суть вопроса и рассказала ему про Ficus altissima.
— Ишь ты! — удивился Милосадов. — Какой разумник!
— Прежде у Соломон Богданыча еще подружка была, — щебетала Зонтикова. — Сколько лет не разлей вода! Бывало, сядут друг против друга на стеллаж — уж и тю-тю-тю, и сю-сю-сю, и головками прижимаются, и целуются, и перышки друг другу чистят. А года три назад недоглядели. Калабаров зашел в кабинет — и прикрыл дверь. Не слышал, что Лидушка за ним во весь дух мчится. Ну и не успела отвернуть — со всего разлета об филенку.
— И что?
— Да что, — вздохнула Зонтикова. — Они ведь нежные. В руки возьмешь — господи, в чем душа-то держится. Что им надо: чуть стукнулась, — и готово.
— Елки-палки! — сказал Милосадов. — Что ж такое у вас: куда ни сунешься, всюду покойники.
