Император холодно смотрел на барона и молчал. Стругу сейчас полагалось падать на колени, умолять о прощении и сбивчиво лепетать что-нибудь о тяжёлых временах, лихих людях, разбойных магиках и так далее и тому подобное, однако ничего этого не последовало.
- Милорд, - сдержанно, как равному, кивнул барон. И никакого "ваше императорское величество"...
- Что это значит, Струг? - ледяным тоном уронил Император. - Нападение на особу императорской крови...
- Не вижу никакой особы императорской крови, - хладнокровно отпарировал барон. - Особа императорской крови сгинула в Разломе.
Император ничего не сказал. Холодно смотрел на барона, поглаживая правой ладонью оголовок меча.
- Да, да, законный правитель Империи сгинул в бездне Разлома! возвысил голос Висемерр. - Кто вы, милорд магик, мне неведомо! Неведомо мне, почему присвоили вы сигнал трубный, только его императорскому величеству принадлежащий, почему правителем Мельина назвались, почему в мой замок ворвались и ущерб мне причинили, почему слуг моих верных убили?
Слыша голос барона, его дружинники приободрились, придвинулись, вновь взяв на изготовку пики. Усатый старшина залихватски махнул своим двуручником.
Император усмехнулся, хотя эта усмешка далась ему нелегко. Осмелели бароны. Им только дай, им только покажи, что трон под императорской особой не так прочен, как кажется со стороны, мигом всё забывается - и почтительность, и страх. Висемерр-то, впрочем, почтительным как раз был значит, страх ещё не до конца потерял.
- Послушай меня, Висемерр Струг, - спокойно сказал Император прямо в лицо барону. - Неужели ты хочешь умереть злой огненной смертью вот прямо сейчас? Мне придется ведь это сделать. Ты понимаешь? Ты ведь узнаешь мою перчатку, правда?..
- Рубите магика! - вместо ответа взвизгнул барон, с редким проворством и ловкостью вздымая коня на дыбы и заставляя развернуться. - Рубите чудище, Разломом порождённое!
- Гвин! - отчаянно выкрикнула Сеамни, но было уже поздно.
Император надеялся, что удар выйдет несильным. Собственно говоря, он рассчитывал остановить нападающих, ударив огнём в плиты двора между собой и ними. Но перчатка, похоже, решила сама за себя.
Столб дымного пламени взметнулся, казалось, до самых небес. Из-под наплечника и налокотника Императора брызнули горячие капли кипящей крови, и бедолага Сульперий вскрикнул, схватившись за обожжённую щёку. Там, где только что гарцевала баронская свита, там, где сдвигали ряды копейщики и прикрывающие их пикинёры, - там сейчас бушевал огонь.
