Как люди выбрасывают на мусорник залежалый бытовой хлам, так и мы старались поскорее вышвырнуть из памяти воспоминания о прошлых бедах и неудачах. Оставляли при себе только выводы о прожитом. И кое-каких своих работников тоже не забывали. Ничего, ничего. Мы ещё посмотрим, кто тут у нас в городе Голый Король, Тигрица и Простушка! Посмотрим, посмотрим! Смеётся тот, кто смеётся последним. А последними смеёмся мы. И диктовать условия миру теперь будем тоже мы. Спортивные костюмы со стоптанными кроссовками и заношенными свитерами – тоже на мусорник. Отныне семейные успехи будет воспевать офисный дресс-код. Пиджак, брючки, туфли. Костюмчики-троечки, галстуки-платочки, сумочки-кейсы. Неудобно с непривычки, тесновато, мажорно, это да. Ну… ничего. Привыкнем. Так солиднее.
***
Бесполезно лежащие в сейфе пачки денег мы вскоре тоже нашли куда пристроить. Одним ранним утром к нам в офис заглянул хозяин небольшого соседнего магазина – Серёга. Засаленный спортивный костюм, не первой свежести пайта, потрёпанные мокасины. Затравленный взгляд. Эдакий типаж неудачливого донского хуторянина Демида Молчуна из шолоховской «Поднятой целины». Помните? Числился Демид Молчун в найме у зажиточного кулака – казака Фрола Дамаскова. Так себе, не жил – существовал. Всё на побегушках да на подхвате. Жены нет, родни нет, один как серый перст на ладони. Опротивело однажды Демиду в замшелых бобылях гнить. Семьёй обзавестись затеялся, своё хозяйство справить наметил. Только-только отошёл на землю, бабёнку бойкую присмотрел, поставил хату, хозяйство крепчать стало – погорел. Не унывал Молчун. Не опускал к долу нос, не отчаивался. Закатал рукава, взмахнул могучими, охочими к работе ручищами. Застучал топором, засвистел рубанком, заохал кувалдой, подналёг на лопату. И вот уже хозяйство, словно Геродотова птица Феникс, из пепла воспрянуло, к небу потянулось, заколосилось, зацвело, запело. А через год – второй пожар. И надломилось, треснуло что-то в душе у Молчуна. Обвисли уставшие руки. Склонились к груди буйны космы. Всхлипнулось. Покатилась под уклон житуха тощая, горемычная, хмельная, своенравная… На подворье – обгоревший скелет сохи. Вместо нового плетня – длинная стежка мелких углей. Медной копейки – и той в карманах не звенит. Жена, грош бы ей цена, смалодушничала, зараза, ушла. Всё плохо и всё сразу. Приблизительно такой же минор развивался и в жизни у Серёги.
Кстати, кому бы иронизировать и зубоскалить! Слишком свежи ещё были воспоминания о наших провалах в столовой, кафе и магазине. Кто там ещё совсем недавно мечтал съесть хотя бы одну сосиску, а?! При некотором стечении обстоятельств, минус везение, мы вполне могли бы сейчас прозябать вместе с Серёгой там, откуда, скрипя зубами и ломая ногти, отчаянно цепляясь за каждый отвоёванный у нужды метр, выползали на свет – в голодной и нищей кредитной яме. Поэтому приём гостя с нашей стороны был очень даже искренним и тёплым.
