Человек-эхо и еще кто-то | страница 33
— Испарился, только губой шлепнул. Ну и губы…
— Похоже. Так что губы?
— Верхняя — узкая, шнурочком, нижняя висит на подбородке. Челюсть утюгом вперед. Горилла краше.
— Ну, это вы слишком. Насколько я знаю, он даже пользуется успехом у женщин. — Хозяин офиса с возрастающим интересом смотрел на посетителя. — Память прямо-таки фотографическая. Охотно взял бы вас к себе. Итак, вы ищете работу?
Вот именно, в самую точку. Угадал, лысый черт. Марио переступил с ноги на ногу. Выходит, его здесь знают. Возможно, за ним присматривали. Как это он ничего не заметил.
Человек с птичьим взглядом не стал ждать ответа.
— Если не возражаете, — сказал он, — встретимся завтра. Здесь же, с двух до трех. Постарайтесь не опоздать.
Марио затосковал. Почему завтра, а не сегодня? Надо понимать, ему ничего пока предложить не могут. К чему тогда эти смотрины? С таким же успехом они насмотрелись бы друг на друга завтра.
Надежда на работу тонула в глубоком омуте. Птичий взгляд уловил скачок в настроении посетителя, но истолковал по-своему.
— Разумеется, эти два дня будут оплачены.
Надежда вынырнула.
— А насчет того малого, с запиской, вы напрасно так. Не красавец, верно, но и не монстр. Временами он бывает даже симпатичен…
На следующий день Марио не стал искушать судьбу. Не надеясь на муниципальный транспорт, он задолго до срока подобрался поближе к кварталу, где находился офис, и теперь отсиживался в кафе за пустым столиком. Голод вызывает злость, ожидание — беспокойство. Безотчетное злое беспокойство овладело им еще утром и сейчас накатывало тяжелыми штормовыми волнами, справляться с которыми становилось все труднее. Газета, оставленная кем-то на столике, раздражала — ломким шуршанием, жирным скопищем букв, которые никак не складывались в слова, а слова в предложения. Пробовал отвлечься за счет посетителей — те испуганно ежились, встретив его взгляд… С противоположной стороны улицы прямо в окна кафе смотрело табло электрочасов, тем не менее он то и дело поглядывал на свои и даже потревожил соседа, заставив его доставать из-под живота допотопного карманного «швейцарца» и подслеповатыми глазами рассматривать циферблат.
Нет, он не боялся опоздать и не торопил время. Скорее наоборот — страшился той минуты, когда нужно будет встать и идти. Это было ожидание приговоренного: оставшиеся минуты тянутся страшно медленно, а когда они истекут — конец. Знать бы, кто и к чему его приговорил. В поисках работы он обошел чуть ли не все городские конторы, и везде ему откровенно говорили «нет». Теперь же его выслеживают, странным образом назначают встречу, а когда он приходит, — напускают еще большего тумана. Он и сейчас понятия не имеет, что ему могут предложить и предложат либольно уж подозрительно все. Не нравились ему ни отвисшая губа, ни птичий взгляд, ни сам затхлый офис. Ровно в два он покинул кафе, пересек улицу и пошел по тротуару до перекрестка. Там нужно было повернуть за угол, чтобы почти сразу выйти к знакомой двери. И он повернул, вышел, однако двери не увидел. Проем в стене закрывала реклама: с щита на всю улицу улыбалась шикарная красотка с пуделем на руках. Казалось, и пудель улыбался, приглашая посетить салон собачьего сервиса.