Человек-эхо и еще кто-то - Борис Николаевич Пшеничный

— Лейтенант, пополнение прибыло.

— Сколько?

— По списку тринадцать.

— Что значит «по списку», ты разучился считать? Сколько на берегу?

— Двенадцать и один больной.

— Больные мне не нужны, пусть катится ко всем чертям.

— Катер уже ушел.

— А ты куда смотрел?

— Виноват, тогда он был на ногах.

— А что потом?

— Потом, когда катер отчалил, свалился.

— Надрался или укачало?

— Хуже — со страху. Лежит и воет, к господу-богу взывает.

— Надеюсь, ты разъяснил, кто здесь бог?

— Он невменяем.

— Считай, что прибыло тринадцать, чертова дюжина. Построить всех на плацу, я сейчас буду.

Лейтенант дочистил сапоги, надел перед зеркалом китель, утянулся ремнями. Без зеркала он не мог. оно нужно было ему для поднятия духа. Даже в самые скверные минуты, стоило ему взглянуть на свое отражение — и хандру как рукой снимало. Если и существовал для него идеал офицера, то это он сам: подтянутый, решительный, внушающий повиновение.

На плацу его ждал строй, или то, что должно было изображать строй. Сержант скомандовал смирно, но лейтенант, не дослушав рапорта, направился на левый фланг, где, судя по блуждающим глазам и позеленевшему лицу, стоял тот, невменяемый. Он на полголовы был выше соседа слева.

— Почему не по ранжиру? Непорядок, сержант, — громко, чтобы слышали все, сказал лейтенант. Он отошел чуть в сторону, смерил взглядом строй и указал пальцем: — Встать сюда!

Сержант чуть ли не за рукав переместил готового рухнуть новичка, пообещав ему что-то на ухо, что может обещать в этих случаях сержант. Теперь невменяемый стоял в середине шеренги и при расчете назвался седьмым.

— Не слышу, повторить! — остановил счет лейтенант.

— Седьмой! — испуганно вскрикнул солдат.

— Все равно ты будешь Чертовой Дюжиной, — не без сожаления сказал лейтенант.

Окрестив невменяемого, он уже с головы начал обходить строй, останавливаясь перед каждым новоприбывшим.

— Кто такой? — спросил он правофлангового.

— Рядовой Артур Дек.

— Забудь свое имя, его у тебя здесь еще нет. Я спрашиваю, чем занимался, пока тебя не обрили.

— Промышлял с отцом. Охотники мы.

— На кого же вы охотились?

— Куницу били, белку, соболя.

— Ты хочешь сказать, что умеешь стрелять?… Эй, сержант, карабин!

Сержант снял с плеча карабин, передал лейтенанту.

— Покажи-ка, охотник, чего ты стоишь. — Лейтенант щелкнул затвором, пошарил глазами, отыскивая подходящую цель. В метрах сорока, из-за камня выглядывала консервная банка. — Вон, видишь, железка? Лови! — Он бросил карабин новобранцу. Тот на лету перехватил оружие. Не целясь, выстрелил. Тонко взвизгнула, уходя рикошетом, пуля. Банка закатилась за камень.