— Сколько? — резко спросил Мит.
Сэт встрепенулся: похоже, старик решился.
— Всего полтора часа, даже меньше.
Старик повернулся, прижался спиной к стене.
— Сядь, Сэт. Я буду говорить.
Посеревшее лицо было спокойно, лишь в глубоких глазницах гуляли пожары.
— То, что я скажу, касается только меня. Не хо телось бы, чтобы узнали другие. Я могу положиться?
— Это что — Завещание?
— Нет еще. Его я объявлю сам, и ты подтвердишь. Но завет покажется бредом, если не знать, чем он вызван. Так что обещаешь?
— Постараюсь, если…
— Сказал же, касается только меня. Ни пользы, ни вреда другим не будет. Теряем время.
— Я слушаю, Мит, говори.
Старик глубоко вдохнул, словно набрал в легкие воздуха на всю исповедь.
— Меня считают сумашедшим, и ты — тоже. Не возражай. Так оно, наверно, и есть. После всего, что было там, на той планете… Я их вижу каждый день, вот уже двадцать лет…
— Ты о тех несчастных, что называют себя людьми?
— Несчастные? Мы их просто не поняли, не разгадали.
— Ошибка слепой природы, издержки эволюции разума. Они обречены жить в вечном разладе с собой и друг с другом.
— Но и в гармонии! Поверь мне, Сэт, в высшей гармонии.
— Пусть так, Мит. Не будем спорить, ты не успеешь сказать.
— Говорю уже — о планете людей. И о себе. Там вышла такая история… Я, кажется, убил одного из землян.
— Убил?! Что значит «кажется»?
* * *
До той встречи он уже немало знал о них. Видел их города и жилища, овладел способами общения, разбирался в нехитрых машинах, которыми во множестве окружал себя человек. И все это — еще на орбите, не покидая корабля. Засланные им кибер-информаторы обшарили крупнейшие банки знаний землян, подсосались к каналам связи. В несколько дней он настолько освоился, будто провел среди людей всю свою жизнь.
Не все ему было понятно. Земляне пользовались множеством языков — зачем, если можно обойтись одним? Почему люди обособляются в какие-то государства, устанавливают искусственные границы и потом охраняют их? Отчего одни изнемогают от работы, другие изнывают от безделья? Ставила в тупик полная беспомощность в распределении благ: как можно умирать от голода, когда на планете все есть? А болезни? Лечатся, лечатся и сами же их вызывают. Но что особенно поразило — неуемная жажда насилия и смерти. Казалось, люди рождались лишь для того, чтобы убивать. С каким-то неизъяснимым упорством одни уничтожали других и гибли сами. Делали это днем и ночью, на всех континентах, тысячами разных способов. Убивали поодиночке и полчищами, скрытно и у всех на виду, бесшумно и в сопровождении невообразимого грохота, огня и дыма. Эпидемия смерти разгуливала по планете, не зная перерыва…
