– Значит, ты новая телохранительница, – сказала она бесстрастным голосом, в котором не было ни радушия, ни неприязни.
Просто пустой сосуд, ждущий, когда его наполнят.
– Это Сита Бхосале из Барва-Сагара, – еще раз представила меня Сундари. – Одна из вас должна показать Сите дургавас, а потом проводить на майдан. Кто желает?
– Я, – вызвалась Кахини.
Наступила многозначительная тишина, словно никто от нее такого не ожидал.
– Хорошо, – поколебавшись, произнесла Сундари.
Другие женщины немедленно отступили. Я подумала, что Кахини, возможно, находится здесь на особом положении.
– Иди за мной, – улыбнувшись, сказала она.
Женщины перед нами расступились. Я последовала за Кахини из зала рани в длинный коридор, стены которого были украшены фресками с изображениями птиц. Художник постарался изобразить каждую птицу в свойственной ей среде обитания. Там были павлины, расхаживающие по мощенному мрамором внутреннему дворику, и белые цапли, которые бродили по озерному мелководью.
– Сначала мы пойдем в дургавас, – сказала Кахини, но потом замерла, остановившись под фреской цапли. – Ты знаешь, что такое дургавас?
Я отрицательно покачала головой и ощутила, как к моему лицу прилила кровь.
– Никто тебе не рассказал, как живут телохранительницы?
Уверена, если бы корни моих волос могли покраснеть, они обязательно покраснели бы.
– В моей деревне люди мало знают о Джханси.
– Понятно, – с жалостью в голосе произнесла Кахини. – Из какой ты деревни? Я не расслышала Сундари.
– Из Барва-Сагара.
– Это на севере?
– Нет, на юге отсюда.
Ее улыбка была настолько мимолетной, что, возможно, мне только почудилось, что девушка улыбнулась.
– Ладно. Дургавас – это всего лишь спальня с десятью кроватями. Наши служанки спят за дверями этой комнаты на полу.
– Бывшие члены дурга-дала? – спросила я, повторяя то, что услышала от Сундари.
– Да. Хотя та, которая выбьется в командирши, получает небольшое поместье и приличное содержание.
– Значит, когда Сундари-джи уйдет на покой, ей подарят поместье?
– Да, как и той, которая займет ее место, – ответила Кахини и, остановившись перед завешенным тканью дверным проемом, добавила, глядя мне в глаза: – Мы все боремся за одно и то же.
– А как рани выбирает ту, что станет начальницей над остальными?
Кахини позволила себе широко улыбнуться. Ряд идеально белых зубов сверкнул на фоне красных губ.
– Ищет смиренных.
Раздвинув занавесь, она вошла в комнату.
Десять массивных деревянных кроватей с ворсистыми матрасами выстроились вдоль украшенных фресками стен дургаваса. Я последовала за Кахини. Девушка остановилась у последней в ряду кровати. Я нагнулась и прикоснулась к ней. Ложе, достойное махараджи.
