Рани оставалась у супруга четыре дня, а на пятый я написала Анудже:
Ты даже представить не можешь, как изменился дворец. Еще недавно это была обитель света и радости, теперь же двор превратился в крепость горя. Окна в покоях рани остаются наглухо закрытыми, словно она боится солнечных лучей. Возможно, так и есть в действительности. Помню, когда умерла мама, я очень рассердилась на окружающий меня мир, на Барва-Сагар за то, что с ее смертью жизнь в деревне не остановилась. Но жизнь продолжается. Кармическое колесо жизни продолжает вращаться. Мне нестерпима мысль о том, что уже никогда, оказавшись в покоях рани, я не смогу увидеть радостное личико раджкумара. Горе рани настолько глубокое, что она больше не хочет слушать даже своих советников. Шри Бхакти предупредил ее о том, что, если зал для проведения дурбара долгое время останется пустым, кто-то обязательно его захватит. В претендентах недостатка не наблюдается, Ану. Все они прячутся в тени и только ждут подходящего момента, чтобы выйти на свет. Сундари думает, что рани на этой неделе все же появится на дурбаре. Надеюсь, что так и будет.
Однако минуло еще две недели, прежде чем рани вновь появилась на дурбаре. Вот только мыслями она была далеко.
– Этот траур не может продолжаться вечно, – со своего места пробурчала Кахини. – Княжеством должен кто-то управлять.
– Что с тобой? – прошипела Каши. – Наследник Джханси, ее ребенок, умер.
– У тебя на самом деле нет сердца? – спросила Моти.
– Сердце у меня есть, – ответила Кахини, – а еще уши и глаза.
* * *
Теперь рани ела одна, укрывшись в своих покоях. Там же она сидела по вечерам. Даже Кахини не была к ней вхожа. Так прошел месяц. Холодный, злой ветер завывал снаружи, вполне соответствуя нашему теперешнему настроению. Когда Гопал пришел за письмами, единственной, кто что-то написал, была Кахини. Я знала, что она ежедневно пишет, хотя ее родители умерли, а братьев и сестер у нее не было. Мне стало интересно, кому адресованы ее письма.
– Если тебе надо утешение… – начал Гопал.
– Мое письмо, – резко сказала Кахини. – Больше мне ничего не нужно.
Гопал заговорил тише, но недостаточно тихо, чтобы я не могла его услышать.
– Я понимаю, что Садашив весьма тебе… важен, но…
– Не произноси его имя, – сквозь плотно сжатые зубы промолвила Кахини.
Почтмейстер от неожиданности отпрянул. Когда Кахини развернулась, она поняла, что я все слышала.
– Неужели жизнь стала настолько скучной, чтобы подслушивать чужие разговоры? – съязвила она.
