Но, оказывается, минуты бывают разные, хоть в каждой шестьдесят секунд. Одни — полновесные, а другие — пустые, потерянные…
— А то и украденные! — крикнули из зала.
— Точно, украденные! — вскочил с места мужчина. — Мы, шофёры, сутками не спали, хлеб возили. Мы бригада коммунистического труда. А нас в очереди у элеватора с машинами пять часов держали! Ребёнку ясно-понятно: украли у хозяйства дорогое время!
«Ещё как понятно!» — думает Пышта.
— А в горячую пору, в уборку, комбайн сутки простоял. Контора «Техника», будь она неладна, трёхкопеечную запчасть не дала!
А из зала кричит старуха в белом платке:
— Привыкли жить с конца первыми, да? Отвыкать пора! У нас свой Совет есть, надо в нём советно и решать, как будем справлять дела в своём районе!..
Шум, шум в зале…
— Что делать? Всё испорчено! — говорит Владик. — Лекция не получилась!
— Ну и прекрасно! — отвечает Фёдор. — Не мы с тобой, а они на земле хозяева. Мы послушаем и поучимся.
— А мы тут для чего? — сердится Владик.
— А мы только поджигатели! — посмеивается Женя. — Наше с тобой дело — уголёк к сердцу приложить, чтоб гражданская совесть не дремала. Мы — агитаторы!
— Мы — волнователи! — с гордостью напомнил Пышта.
— Ты-то помалкивай! — сердится Владик. Он с ужасом глядит на беспорядок. Он хватает председательский колокольчик, звонит.
— Товарищи, мы продолжа…
Но, оказывается, ничего не «продолжа…». Встаёт женщина, шаль упала на плечи.
— Ты, белёсенький, погоди! Молод. Не выбирали мы тебя покуда звонить в колокольчик. — И Владик опускает руку. — Спасибо вам, ребята, напомнили нам наши беды. Теперь сами поговорим про то, что припекло… Люди! — Она повернулась к залу. — Не согласна, чтоб за потерянные, загубленные, краденые минуты жизнь зря пропадала. Оглядимся в своём дому, в своём хозяйстве. Зазимок уже, только успеть картофель убрать, свёклу выкопать. Минута дорога. А тракторист Непейвода опять в обнимку с бутылкой? Не правда, что ли?
— Правда! — ответил зал. И общее слово ухнуло, как камень.
И Пышта увидал: в конце зала поникли белые бантики, похожие на крылья вертолёта. Опустив голову, Анюта стала пробираться к двери.
«Про её отца сказали. Её фамилия Непейвода!» — заколотилась тревога в Пыштином сердце. Он шагнул к краю сцены. Но из рядов потянулись к Анюте руки, много добрых рук. Все старались погладить косички, удержать её. Даже один бантик остался в чьей-то руке. Но Анюта пробиралась мимо. Пока не тронула её рука седенькой учительницы. Тогда все люди подвинулись. Анюта села, и учительница обняла её. А Пышта услышал, как Владик объявил:
