Молча раздвинул Арсений ситцевый полог, из-под закровяненного одеяла глянула посинелая Анна на него ввалившимися глазами, зашипела, глотая слезы:
— Уйди, Арсюша!.. Глазыньки мои на свет не глядели бы!..
Отвернулась к стене и заплакала.
А у Арсения в горле застрял соленый ком. Волчьей хваткой вцепилось горе в сердце Арсения. Дня через два в клуню пошел Арсений домолачивать остатки проса. Провозились с двигателем до темного, пока пустили — смерилось. За темным ворохом тополей прижухла ночь. А из-за досчатой стены голос Анны:
— Арсений Андревич, выдь на час!..
Вышел. Увидал Анну, закутанную в шаль, и удивился:
— Ты чего, Нюра?
В голосе, чужом и хриплом, не узнал голоса жены:
— Арсений Андревич, пусти меня к мужу… Кличет он меня… Говорит, возьму с дитем… А ты лихом-не помни и не держи меня! Все одно уйду… Грех я сделала против мужа!.. Совесть меня убивает…
— Вот тебе мой сказ, Анна: выкорми дитя — посля иди… неволить не стану… А сына тебе не отдам! Я за Советскую власть четыре года сражался, израненный весь, а муж твой белогвардеец… от Врангеля пришел!.. Выростет мой парнишка, батрачить на него будет… Не хочу!..
Подошла Анна вплотную, жарко дохнула в лицо Арсению.
— Не дашь дитя?!.
— Нет!..
— Возьму и без спроса!
Злобно вспухло у Арсения сердце, в первый раз за все время житья с Анной, сжал кулак, ударить хотел ее, но сдержался, сказал глухо.
— Гляди, Анна!
С вечеру, после ужина, покормила Анна ребенка грудью, накинула платок и вышла во двор. Марфа, бежавшая на кухню, крикнула ей вслед:
— Приходи, Анна, на бабье собранье! Сычас зачнется!
Промолчала Анна, торопливо сбежала с крыльца, хотела пройти в сад, но горло перехватила судорога, из глаз брызнули слезы и трудно стало дышать.
Вполголоса завыла Анна словно по мертвому. Села на хлюпкую сырую землю и долго сидела, всхлипывая и качая головой. Жалко было ей уходить от привольного житья в коллективе, от Арсения, знала, что у Александра не так придется гнуть горб, но в душе боялась страшного греха, за то, что жила с чужим не венчанная. Встала, пошла в дом. На крыльце постояла, в последний раз глянула на коллективский двор, с сердцем сроднившийся, и, качаясь, пошла по коридору.
Арсений, угнувшись над лавкой, чинил хомут. Услышал, как скрипнула дверь, не поворачивая головы, узнал по шагам Анну. Прошла к люльке, переменила пеленки и молча легла спать. Лег и Арсений. Не спал, ворочался, слышал отрывистое дыхание жены и неровные удары сердца. В полночь уснул. Удушьем навалился сон. Не слыхал, как после первых кочетов кошкою слезла Анна с кровати, не зажигая огня, оделась, закутала в платок дитя и вышла, не скрипнув дверью.
