Несчастье на поводке | страница 46



Патологический лжец, мифоман, он замещает реальные издевательства вымышленными. Он часто жалуется на разбитые отцовским ломом коленные чашечки, он не может встать на коленки, хотя рентген, который ему сделали, не выявил никаких повреждений. Зато умалчивает о барабанных перепонках, лопнувших от сильных пощечин (отчет социальных служб). Таким образом, его реальный эмоциональный опыт намного страшнее вымышленного. Но благодаря такой патологической лжи ему удается пережить описанное, он отметает реальные издевательства, переводя их в контролируемую им область воображаемого, армия, полиция, спецслужбы. Издевательства отца он переводит в военные ранения, которыми он кичится. Разорванные барабанные перепонки — это последствия теракта в Бейруте, бомба упала на кафе, где он сидел…

Взгляды на мир — ограничены, не способен к рефлексии. Комплекс неполноценности он пытается восполнить жизнью вблизи женщин, к ним он относится с завидным благородством. Он проецирует на себя образ сильного мужчины, способного защитить, прийти на помощь женщине (его мать) и детям (он сам). Став отцом, с этим заданием он не справляется. Вследствие жесткого обращения с тремя их числа своих биологических детей — возможно, у него их больше, но он не знает, где они и сколько их… — его разлучают с ними, лишают родительских прав и приговаривают к семи годам лишения свободы по статье жесткое обращение, применение физической силы по отношению к сыну и дочери. Убийство можно трактовать как неумелый, гипертрофированный метод реабилитироваться, решив проблемы Кэти, представление о которых также преувеличено. Он чувствовал себя обязанным защитить детей — уничтожить отца и занять его место…

«Обвиняемый отдает отчет в своих действиях».

— Вот, что меня удивляет, — сказал молодой адвокат, — откуда такой вывод. Нам описывают умалишенного человека, который выдумал всю свою жизнь, не отличает, где правда, где ложь, стреляет в живого человека, как в тире на ярмарке. А потом нас хотят заверить, что его все-таки можно судить. Я убежден, что речь идет о больном человеке, и мы знаем причины этой болезни — детство. Такого больного нужно было лечить еще до рождения, чтобы не дать ему пережить все то, что ему пришлось пережить. Есть такие судьбы, — продолжал он, — что диву даешься, как такое может быть. А это случилось всего лишь сорок лет назад в замечательной стране Франция, прямо, как у Золя. И Золя по сравнению с этой историей — просто детская сказка.