На место преступления вот-вот должны были приехать эксперты, чтобы начать обыск, как вдруг в углу бельевой его внимание привлекла спортивная сумка с логотипом известной марки инвентаря для подводного плавания — голубым дельфином на голубом фоне. Он открыл ее и сразу же закрыл. А подошедшему к нему судмедэксперту сказал:
— Поверьте мне, это дело будет слушаться за закрытыми дверями.
Выступая в суде, находясь рядом с Кэти, он не хотел на ее смотреть, не мог, он все еще помнит, сколько весила сумка, которую он сам отнес в машину скорой, такая легкая. Как будто пустая. Ему было больно от того, что поначалу он пожалел эту женщину. Он даже имени Кэти произнести не мог. Он-то думал, что это тот бандит, который закрыл собаку, запер и женщину, тот, которого больше заботило, как принести еды и воды псу, а не спасти женщину. Когда он обнаружил тело ребенка в спортивной сумке, он сразу же решил, что его убил Джефф. Он всеми силами пытался избавиться от мысли, что виновная — она. Но сомнения мучили его постоянно.
Говорил он, обращаясь прямо к судье, в надежде увидеть в ее глазах нечто, что обнадежит его, успокоит. Хоть какой-нибудь знак, она должна дать ему понять — она ведь сама женщина — что все женщины нежные, мудрые, благоразумные, что женщины куда лучше управляли бы миром, чем мужчины. Всему, что ему говорили, он не мог до конца поверить. Подозрения подорвали его хрупкие иллюзии, и то маломальское доверие, которое он испытывал к слабому полу. Он сказал судье:
— Удивительно, как часто люди оказываются полной противоположностью того образа, к которому так стремились. Интересно, насколько люди могут быть полной противоположностью тому, чем хотят казаться. Эта женщина, например, которая жила, судя по всему, одним чистым бельем в запахе вербены. Она все время только и делала, что стирала и гладила, и убирала, а я обнаружил ее в разрушенном доме, среди вороха запачканного белья с отвратным запахом смерти. Еще и в подвенечном платье!
В эйфории горечи и отчаяния Кэти думала, что ее платье станет вещественным доказательством. В день суда перед лицом всего Паланса, матери, Оливье, Малу, Франка, жабы, практикантки, консьержки, бухгалтера, булочницы и вялой аптекарши, и еще всех кассирш супермаркета, возможно, женщины с бульдогом, и уж точно, журналистов печатной и говорящей прессы, на глазах всех телеканалов мира, будет выставлено на показ ее запятнанное, грязное, порванное платье, судебные приставы — а их понадобится, по меньшей мере, два — развернут его и будут держать на ширине вытянутых рук, чтобы показать присяжным. И тогда они все увидят, что Тони сделал с их браком, и чего стоят, на самом деле, клятвы в вечной любви!
