– Тим, мне дует! – наконец не выдержала она.
Тим фыркнул и ушел обратно в кухню. Катя боялась, что он возьмет трубку параллельного телефона и будет слушать их с Лешкой разговор. Хотя никакого разговора не было – она даже слова не могла вставить, а Лешку просто как прорвало… он говорил и говорил… В конце концов она кое-как выбралась из ванной и пошла искать Тима прямо с трубкой в руке. Она знала, что Тим не унизится до такого – подслушивать и следить за ней, – но одновременно знала, что ни в чем не виновата… или все-таки виновата? Словом, ситуация была омерзительной. Поэтому, так и не дойдя до Тима и прервав Лешкино веселое повествование ни о чем на полуслове, она рявкнула:
– Я не давала тебе позволения мне звонить!
– Да я всегда тебе звонил… – озадачился он. – Каждый день… если ты помнишь. Я не знал, что теперь на это нужно разрешение! Тебе что, цветы не понравились?
– Они не понравились моему Тиму! – Она решила сразу расставить все точки над «і».
– Какому еще Тиму? Ты что, собаку завела?
Кате показалось, что он был искренне удивлен.
– Это мой бойфренд. Мы живем вместе, – стараясь быть спокойной, пояснила она.
– Ну и что? Живи себе с кем хочешь. При чем тут наши отношения?..
– Леша, у нас нет никаких отношений! Сто лет как! И я попрошу больше никаких букетов мне не присылать! – сердито перебила она. – Тем более с идиотскими открытками!
– Прости, – в трубке покаянно вздохнули. – Во-первых, я не знал, а ты ничего не говорила… гм… о своем друге. Обручального кольца у тебя нет, и я понял, что ты до сих пор свободна. А во-вторых: в Европе принято благодарить даму за приятный вечер. И именно цветами.
– И с каких это пор ты стал европейцем? Ваш Малый Мухосранск что, приняли в Евросоюз? Как открытую зону?
Он проглотил и эту шпильку. «Ничего, – злорадно подумала Катя, – он испортил мне выходной, так что и я немного попорчу ему настроение»… С кухни сначала запахло просто овсянкой, потом – подгоревшей овсянкой.
– Тим, у тебя каша горит! – закричала она, стуча зубами, торопливо натягивая халат и уже не закрывая трубку ладонью. Она сказала, что живет не одна, – вот и пусть Лешка знает, что ей по утрам варят кашу. И кофе тоже варят. И все у них хорошо. Вот так!
– Ну все, пока, – быстро попрощалась она. – И пожалуйста, больше не звони мне. И не присылай ничего.
Когда она наскоро высушила волосы и появилась в кухне, овсянка стояла на столе. Форточка была открыта, и с улицы тянуло утренней свежестью и осенней листвой, которую дворники сгребали в огромные кучи. Листья пахли грустно и остро, почти как тогда, в парке, где лежала задушенная девушка…
