– Да… вот, если бы меня такая штучка решила охмурить, – розовое, распаренное лицо профессора расплылось в блаженной улыбке, – то я даже не знаю… – он попытался сделать лицо серьёзным, – может, и не устоял.
Семён сидел, подперев голову рукой, и смотрел в одну точку. Не понятно было – слушал он Костика или нет. Его серо-зелёные глаза превратились в болотные, и все эмоции тонули в этом омуте. Ко всему прочему, у него теперь ещё и голова гудела. Его вдруг обуяла злость на себя, что он расчувствовался и рассказал всё Костику. Он не боялся, что друг-профессор будет болтать или обсуждать это с женой. Нет, Костя был настоящим другом. Просто он ничем не мог помочь, а обсуждение этой темы только бередило раны, и на душе у Семёна стало совсем тоскливо.
Ну, что ж, он принёс достаточно боли своей жене. Теперь, видимо, настал его черёд, и он смиренно ждал, какое решение она примет. Зная принципиальное отношение Марины к изменам, он мог с уверенностью сказать, что она не простит. Но слабая, робкая надежда всё-таки жила в его сердце, и он боялся, что этот «огонёк» вдруг погаснет. Он не смотрел ей в глаза, стыдился своей робости и ненавидел себя за сентиментальность. Да ни один нормальный мужик не стал бы убиваться по такому поводу. Наоборот, такой случай, чтобы потешить своё эго! Это инстинкт самца, гормоны, а против природы не попрёшь.
И чего он зациклился на Маринке? Вокруг столько прелестниц ходит, только глазом моргни – за счастье будут считать такого мужика отхватить. Не пьёт (почти), не курит, спортом занимается, деньги зарабатывает, да и профессия подходящая, можно на тусовках покрасоваться. Это тебе не мелкий лавочник, пусть и с деньгами, но мало ли таких! А тут – богема, можно сказать.
Семён взглянул на Костю. Тот, положив голову на руки, тихо посапывал. Банька и пиво свалили его могучий организм. Семён гораздо уступал профессору в весовой категории, но, удивительное дело, его так и не пробрало. Наоборот, чем больше он пил, тем злее становился и тем красочнее представлял всю низость своей измены. И не столько измена физическая его мучила, сколько душевная. Она была сродни предательству. Да, он предал самого близкого человека. Он считал эту неизвестную ему женщину верхом совершенства, мечтой. Она казалась ему неземным созданием. А что, собственно, он знал о ней? Ничего! Он даже не видел её лица, не слышал её голоса, он знать не знал и не знает, что она за человек? О чём думает, чем живёт? Что для неё ценно в этом мире? Что она ненавидит? Над чем смеётся? Как она ест, пьёт, какая она встаёт по утрам? Что у неё за нрав – капризная, добрая или ветреница и модница? На какой из этих вопросов он смог бы ответить? Ответ: ни на один. И он променял эту… пустоту на его Маринку. Добрую, смешную, немного неуклюжую, любительницу поваляться по утрам в постели, а потом бегающую по дому с очумелым видом и вопящую каждую минуту, что шеф её теперь точно убьёт или, как минимум, уволит.
