По пояс в воде, голый, потерявший где-то фуражку, с громким плеском Нарцисс проверял караулы.
— Стой, кто идет!? — слышалось из темноты, и гремел затвор.
— Абонированный импульс! — слышалось в ответ трезвое слово пароля.
— Частота?
— Триста.
— Проходи!
— Почему на посту стоишь, когда должен лежать!? — долетали до Эпикура грозные речи секретчика.
— Так где же здесь ляжешь!? — оправдывался гливер.
— Обязан, лечь! — настаивал Нарцисс. — Ты утонуть на посту обязан, а букву параграфа выполнить.
— Что я, мумми-смертник, — бубнил часовой. — Что я могу, когда ноги в жиже скользят!
— Молчать! С кем разговариваешь?! Как стоишь!? Как щуришься!? Что в зубах!? Почему не вижу потухшей трубочки? Ясно же в уставе сказано: "Часовой обязан иметь в зубах, в левом уголке рта потухшую трубку или трубочку!"
Эпикур полез обратно в палатку, поймал плавающий планшет из крокодиловой кожи, пристегнул пояс с кобурой, выбрался наружу и ловко для своей комплекции взобрался на дерево, в наблюдательное гнездо. В гнезде оказалось сухо, пахло соломой. Эпикур посветил фонариком. Часовой спал, положив голову на пулеметный диск. Не выключая фонарика, ротный устроился поудобнее и открыл планшет, но погрузиться в размышления над будущим боем мешал навязчивый горько-сладкий запах этих ядовитых плодов. Плоды висели тут же, рядом с гнездом, достаточно было только протянуть руку.
В резиновой клешне часового был зажат огрызок.
"Ага, нарушаем!?" — подумал Эпикур.
— А почему живой в таком случае? — спросил он, тряхнув спящего за плечо. — Плоды жевал?
— Жевал. — Часовой расплылся в сонной улыбке.
— Ну и как они, плоды?
— Ох, как вкусно!.. — часовой даже облизнулся. — Освежают!.. — и тут же весь подобрался, отодвинул железный диск. — Нарекания будут?
— Ну ладно, ладно… — успокоил его Эпикур. — Вкусно — это не значит, обязательно запрещено!.. Но, если ты ел плоды, то почему же ты живой, я тебя спрашиваю?! Почему живой-то?
— Тише!
— Часовой беспокойно заерзал, припадая к резиновому наглазнику инфракрасного прицела своего пулемета. Внизу под деревьями все еще слышался плеск, и гнусавящий голос Нарцисса распекал очередного часового. Но больше ничего, даже ветра не было. Подождав с минуту, Эпикур отстранил гливера и сам заглянул в прицел. Увеличение было стократным. Один глаз Эпикур зажмурил, а перед другим поплыли фигуры грилей. Грили спокойно спали в ожидании своих бронежилетов. Зеленые впалые пятна лиц с багровыми натеками век на месте глаз, зеленые руки на нежно-фиолетовых облегченных автоматах…
