– Какая нужда? При церкви пристроился. А вас ведь церковь учит, чтоб не зарились на богатство, а? Что молчишь? Язык проглотил?
– За то и наказал Господь, – Мунехин притянул крепче к себе сына, зашептал ему на ухо:
– Ты меня слушай, сынок, пока бандюга этот не очухался. Я знаю, он от короны не отступится. А значит, будет ее добывать. Увлечется он, вот фонарик, ты беги вон той дорогой.
Мунехин указал мальчугану в один из четырех туннелей.
– Беги и придерживайся всегда левой стороны. Что бы ни встретилось: развилки, повороты, завалы, держись все время левой стороны.
– Без тебя не пойду.
– Все время налево. Понял? Иначе заплутаешься, а это смерть.
– Бежим вместе.
– Он пистолет подобрал. Я видел. Начнет стрелять, убьет обоих. Беги!
– Я боюсь, папа. А ты?
– Приведешь людей, спасешь меня, – Мунехин оторвал сына от себя, поцеловал, косясь на Рожина; тот, уже лежа на полу, просунул руку в решетку, изо всех сил пытаясь дотянуться, достать корону из угла, но у него не получалось.
– Постарайся, чтобы он тебя не заметил. Беги! – загораживая сына, Мунехин направился к Рожину.
– Не добыть тебе короны, Кирьян, – подсел он к нему. – Решетка в камень заделана.
– Зубами выгрызу! – заматерился Рожин, заскрипел челюстями. – Ты про саперные лопаты брехал. Где они? Давай!
– Лопатами камень не взять.
– Давай, тебе говорят!
Мунехин скинул мешок заплечный, покопался в нем, достал короткие, острые, словно ножи, лопаты. Рожин тут же выхватил одну, примерился, хотел было ударить, но Мунехин остановил его.
– Загубишь металл и руки себе покалечишь, а толку никакого, – он поудобнее пристроился и своей лопатой резко ударил между двумя камнями, в едва заметную трещину.
Удар был точным, но недостаточно сильным, чтобы результат оказался весомым. Мунехин выцелил еще раз, но Рожин оттолкнул его зло, по-хозяйски и сам ударил, ахнув с остервенением. У него получилось. Штык, высекая искры, нашел слабое место в каменном полу – и трещина увеличилась. Туда и забарабанил, неистово взмахивая раз за разом, новоиспеченный каменотес. Однако не прошло и двух-трех минут, как силы ему изменили. Не хватало воздуха, он задохнулся и упал на решетку, обхватив ее лапищами, попытался трясти, но та едва шелохнулась, надежно укрепленная и внизу, и сверху.
– Позволь, я помогу, – потеснил Рожина Мунехин и принялся долбить камень сам.
Так, меняясь местами, они, как одержимые, упорствовали до изнеможения, пока оба не завалились в бессилии на спины, мокрые от пота, горячие от работы, бесчувственные к пронзительному холоду подземелья.
