— Скажи, — он в задумчивости повернулся к Третьему. — Ты когда-нибудь пас овец?
— Овец? — Третий недоверчиво смотрел на отару.
— Скорее всего, им пригодились бы лишние руки, а чабаны — мне кажется, лучше прикрытия не придумать. Это даже лучше, чем обоз.
Третий медленно склонил голову, размышляя. В целом это можно было считать согласием.
Путь домой прошёл без приключений. Воины погибших князей всё ещё пытались найти убийц, но с каждым днём поисковых отрядов встречалось всё меньше и меньше, а к моменту, когда отара повернула на юг, а стражи продолжили свой путь к Роще, они и вовсе исчезли. «Не дорожили они своими князьями, раз так быстро сдались», — горько подумал Страж. И вот вокруг уже высились древа ставшего родным леса. Был поздний вечер, и они решили заночевать где-нибудь по дороге — до Гнезда было ещё не меньше шести часов пути.
В общем зале таверны, по традиции располагавшемся у самых корней, было шумно: давали представление странствующие музыканты, множество народу собралось посмотреть. С трудом выбив два места под самой стенкой, откуда невозможно было увидеть сцену, стражи сели ужинать. Несмотря на поздний час, между столами носилась детвора, и количество домохозяек среди посетителей вызывало удивление.
— Что, кто-то знаменитый? — поинтересовался Четвёртый у соседа справа.
— А то, — кивнул сосед. — Бабам нравится. Жена плешь проела, так хотела пойти.
Четвёртый согласно хмыкнул. На его вкус, менестрели пели, конечно, неплохо, но не то чтобы великолепно. Вино лилось рекой, и оба стража уже порядком захмелели — непозволительное поведение во время стражи, но сейчас они единодушно решили, что можно расслабиться и немного отдохнуть, — когда до слуха Четвёртого донёсся обрывок разговора за соседним столом. Точнее, одно слово: «ведьма».
Благодушное настроение как рукой сняло. Страж подобрался, но ничего больше расслышать не удалось. Может, они просто обсуждали своих женщин. Да, скорее всего, так и было: кому из ремесленников и крестьян есть дело до Ведьмы? Но настроение было безвозвратно испорчено. Посидев ещё немного, Четвёртый сослался на усталость и ушёл спать.
Девушка с серебряными волосами стояла на краю обрыва. Внизу бушевало море, ревело, разбиваясь о скалы. Ветер развевал платье, и ему почему-то казалось, что ещё чуть-чуть, и она взлетит в небо, как чайка.
— Лахли, — позвал он, и девушка обернулась. — Я так соскучился.
— Я тоже, — Лахли улыбнулась, но тут же погрустнела. — Ты изменился, — её голос звучал подобно колокольчикам, но когда она говорила, ему казалось, что сотня тигров терзает его душу.
