Внезапно Наташа прервала музицирование. Мой взгляд продолжил путешествие по ее спине, в тот момент я не чувствовал ни досады, ни обиды. Ничего.
Тишина.
Наташа посмотрела на меня, отвернулась снова и прошептала (раздраженный голос сменился растерянным):
– Прости. Прости, пойми меня.
Я ее понял. Но не простил. Напротив, это нежданное извинение меня разозлило. Я увидел, что она сама понимает, как жестоко сейчас со мной поступает. Она признала вину – это подпитывает мою обиду.
Я хотел обсудить с Наташей двусмысленность назначения, оно блестящее, оно сулящее, но ведь играть я буду не мужчину. Может быть, жизнь снова меня морочит? Может быть, предложение Сильвестра – как мой кот: смесь высокопородистого с беспородным? Насмешка и шанс? "Собери все это в пыльный мешок и сожги!" – вспомнил я слова режиссера и прервал внутреннее бормотание.
Наташе стало неловко от снова наступившего молчания. Я давно заметил: Наташу беспокоит молчание, тревожит тишина. По всем законам наших ссор я уже должен был сказать: "Да ладно, давай забудем". Но я ни за что этого не скажу.
– Прости, – повторила она, – ты же знаешь, я не умею делать вид…
– Прибереги эти штучки для мужа. Может, он до сих пор принимает эгоизм за искренность.
Я больше не хочу смотреть на ее изогнутую, наглую спину. Поднимаюсь, набрасываю на плечи пододеяльник (не люблю халат), иду на кухню, ставлю чайник. Вода закипает, заглушая печальные вздохи, доносящиеся из спальни. Бог ты мой, она страдает! Она!
Завариваю чай. Отрезаю дольку лимона. Бросаю в чашку. Делаю первый глоток. В дверях кухни – Наташа. Она обнажена. Протягивает ко мне руки – я любил ее руки – и начинает декламировать. Я с первых слов узнаю текст своей новой роли:
Что он в руке сжимает? Это склянка.
Он, значит, отравился? Ах, злодей,
Все выпил сам, а мне и не оставил!
Но, верно, яд есть на его губах.
Тогда его я в губы поцелую
И в этом подкрепленье смерть найду
[1].
Поцелуй. Почему-то после него я чувствую вкус лимона, хотя чай пил я.
– Наизусть знаешь всю?
– До дна. Могу помочь готовить роль. Нет, не могу, извини…
Мне не понравилось, как она сыграла. Тем более что она как бы издевалась надо мной, играющим Джульетту. Она подбавила иронии к этим словам, и я как будто впервые их услышал и понял: мне совсем не на что опереться, чтобы их произнести, сделать их живыми, сделать их своими. И не потому, что они женские.
Что должно произойти со мной, чтобы я смог исторгнуть из себя такие речи и не засмеяться? И говорить все это в лицо Сергею, которого я еще совсем недавно хотел убить троном? А теперь ведь мне придется даже любить его, моего Ромео.
