Мы съ Бобринскимъ почуяли во всемъ этомъ столь стихійное и грозное, что, не сговорившись, инстинктивно потянулись къ выходу, для чего тоже пришлось перешагивать черезъ спины сосѣдей. Не забуду мелькнувшей при этомъ передъ нашими глазами тяжелой сцены: въ глубинѣ зальной ниши виднѣлась несчастная фигура Капниста, измятаго, разодраннаго, котораго, однако, успѣла окружить вооруженная стража, бросившаяся отъ главныхъ выходныхъ дверей къ нему на выручку. Мы съ Бобринскимъ смогли пройти эти двери незамѣченными, вышли на площадку, а затѣмъ на университетскій дворъ, переполненный полицейскими чинами. При выходѣ на улицу мы предъявили свои билеты и были выпущены на свободу. Нашъ незамѣченный выходъ изъ актовой залы явился обстоятельствомъ особаго нашего блаполучія и счастья.
На той же площадкѣ, спустя можетъ быть минуту послѣ нашего выхода, огромнымъ вооруженнымъ нарядомъ жандармовъ отбирались билеты отъ всѣхъ остальныхъ выходившихъ изъ залы студентовъ, и въ тотъ же день всѣ участники этой злосчастной сходки, окончившейся избіеніемъ Попечителя Округа, отправлены были въ Бутырскую тюрьму на высидку.
Впослѣдствіи мы узнали причину столь внезапнаго и ожесточеннаго озлобленія студентовъ противъ гр. Капниста. Оказалось, что въ отвѣтъ на предъявленныя ему требованія студенчества, онъ будто бы сказалъ слѣдующее: „Мнѣ трудно въ такой обстановкѣ обсуждать затронутые вами вопросы, тѣмъ болѣе, что, на мой взглядъ, большинство собравшихся здѣсь студентовъ представляетъ изъ себя не больше, какъ стадо барановъ”... Далѣе ему не дали договорить и произошло то, что мною описано, выше...
Университетская жизнь была въ корнѣ нарушена. Лекціи прекратились. Сами профессора раскололись на два лагеря: одни стояли за уступки и за принятіе мѣръ къ мирному улаженію безпорядковъ, другіе — за неукоснительное примѣненіе самыхъ рѣшительныхъ репрессивныхъ мѣръ.
Во всѣхъ университетскихъ городахъ происходило то же почти, что и въ Москвѣ, причемъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ противъ студенчества наростало возбужденіе среди простонародья. Начались случаи избіенія студентовъ, не безъ содѣйствія во многихъ случаяхъ самой полиціи. Всѣ районы въ Москвѣ, гдѣ находились высшія учебныя заведенія, были оцѣплены войсками, по главнымъ улицамъ разъѣзжали патрули. Тюрьмы изо дня въ день заполнялись новыми партіями студентовъ. Въ „Бутыркахъ” стала издаваться особая студенческая газета, а среди интеллигентной столичной молодежи возникло своего рода „паломничество” по мѣстамъ заключенія, куда носили ѣду, книги, журналы и пр.
