И здесь возникает еще один очень важный вопрос: как пополнять его, как накапливать эти строки, слова, обобщения? Надо дать уроки, к ним надо подготовиться, творческие и контрольные работы проверить. Когда же читать новые книги, стихи, перечитывать то, что давно знакомо, но сегодня воспринимается иначе, чем несколько лет назад? Я выскажу мысль, которая кому-то может показаться почти кощунственной: лучше не так часто проверять тетради (не готовиться к урокам все равно нельзя), не сдать вовремя какой-то отчет, но читать, думать над прочитанным, делать выписки из книг, словом, работать над собой, учитель должен обязательно! И для этого во что бы то ни стало надо находить время. Иначе все, что мы делаем в классе, наполовину утрачивает смысл: учитель становится скучным, ограниченным человеком, и дети это чувствуют, пусть неосознанно, – учитель становится неинтересным для них.
И это та работа над собой, которая нужна не только самому учителю, но и его ученикам. Как найти для этого время – это вопрос самоорганизации. Я абсолютно убеждена: это сделать можно, если понимаешь, как это важно.
Открытия, сделанные детьми
Из всего, что сказано в последней части моих размышлений, может следовать такой вопрос: приходит к детям или подросткам человек эрудированный, начитанный, думающий, что же он находит в общении, пусть на основе серьезной литературы, с незрелыми и наивными маленькими людьми? Ученики делают открытия?
Да, как это ни покажется странным для тех, кто далек от педагогики, ученики делают открытия. Приведу некоторые примеры.
Урок по комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». Мы обсуждаем вопрос об уме Чацкого. При этом, конечно, вспоминаем письмо Пушкина А. Бестужеву, в котором великий поэт, как известно, отказал главному герою комедии в уме на том основании, что умный человек не излагает свои мысли людям, которые заведомо не способны его понять. Спрашиваю ребят, как они воспринимают эту пушкинскую мысль. Многим она близка (стараюсь предостерегать их от упрощенных формулировок типа: «Я согласен с Пушкиным», хотя совсем избавиться от них в школьной практике невозможно). Но вот один ученик замечает, что в ремарке, где перечислены герои, внимающие Чацкому, есть слова «и другие». А ведь среди этих других, замечает девятиклассник, могут быть те, кто способен понять Чацкого или хотя бы прислушаться к его суждениям. Признаюсь, для меня это замечание было не менее неожиданным, чем для присутствовавших на уроке ребят.
