Под конец четвертого дня Ганзель готов был заплатить золотой монетой за черствую корку хлеба, но поблизости не оказалось никого, кто пошел бы на эту сделку.
- Все-таки достаток развращает, - пробормотал Ганзель, пытаясь ногтем содрать с прутьев решетки мох и определить, годится ли он в пищу, - Когда-то, когда у нас не было и крыши над головой, мы могли голодать по неделе кряду, помнишь?
Греттель кивнула. Всегда молчаливая, в последние дни она практически не открывала рта. То ли экономила таким образом силы, то ли ее рассудок, подчиненный неизменной логике, попросту сделал вывод о том, что его дальнейшее участие не обязательно в столь безнадежной ситуации. Ганзель и сам бы охотно впал в спасительный транс, но знал, что это бесполезно – в подобных условиях его тело, напротив, сосредотачивалось и требовало деятельности.
Акула, если ее заточить в прочную клетку, не впадает в апатию. Она будет рыскать вдоль решетки, дожидаясь удачного момента. Момента, когда можно будет сомкнуть челюсти, вырвав кусок сладкого, еще живого, мяса…
- Удивительно, - Ганзель улыбнулся воспоминаниям, - Как мало нам требовалось когда-то для счастья. Только чтобы с неба не лил дождь, чтоб можно было спать прямо на земле, закутавшись в плащ… Изредка нам удавалось переночевать на сеновале, и мы считали это за величайшую удачу, помнишь?
Греттель молчала в своем углу. Ее голова лежала на согнутых коленях, волосы, когда-то уложенные в вечернюю прическу, торчали беспорядочными прядями во все стороны, напоминая диковинный цветок.
- Зачастую нас и в города-то не пускали – кому нужны нищие квартероны? И мы никогда не задерживались на одном месте больше недели. Нас точно гнало куда-то невидимым ветром, который мог переменить направление в любой момент и задуть с любой стороны света. Туле, Фрисланд, Руритания, Офир, Пацифида, снова Фрисланд, Синдавия, Лаленбург… Помнишь, Греттель? А еще нам никогда не платили золотом. Да что золото, мы и серебро впервые увидели нескоро. Иногда весь наш с тобой заработок составлял краюху хлеба из скверной, генетически дефектной, ржи. А иногда мы считали за счастье убраться живыми и здоровыми. Помнишь?
- Помню, - отозвалась Греттель, - Паршивые же были времена.
Ее ответ, пусть слабый и равнодушный, все равно обрадовал Ганзеля.
- Зато и скучать не доводилось. Благодаря тебе, в основном. Уж и не припомню, сколько раз твои фокусы едва не стоили нам голов…
- Если мне не изменяет память, именно благодаря геномагии нам удавалось добывать пропитание.
