Установленный Порядок в облике воющей толпы уже заполонил двор. Целая галерея полураздетых, нелепых китайских теней, пляшущих, размахивающих палками и всяким импровизированным оружием...
Серый полумрак сделался очень бледным и печальным, словно хотел вот-вот отказаться от битвы с зарей...
Илларион припал лицом к земле...
И начали сыпаться со всех сторон удары. Все головы чудовищной гидры Установленного Порядка остервенело завопили от радости и бешеной злобы.
* ♦
Его пинками втолкнули в камеру. Коснувшись бетонного пола, он отскочил, словно резиновый мяч, и встал на ноги. И стоял, не шевелясь, тяжело дыша.
В углу, скорчившись, плакала девушка, почти ребенок, едва прикрытая рваным платьем, с полуобнаженной грудью. От рыдания содрогался весь ее торс, живот и плечи и широко раскрывался рот, обнажая красные десны. Подальше лежало нечто, подобное груде тряпья, хрипело и свистело, как пила, вгрызающаяся в дерево. Высоко в стене открывало свой четырехугольный глаз забранное решеткой оконце.
На улице почти побежденная ночь, поражаемая сверкающими стрелами зари, убегала серыми пятнами, похожими на стайку испуганных летучих мышей.
Илларион смотрел в щелку сквозь неплотно сомкнутые веки. У стены стоял человек, одетый в белое, прижимая к щеке скомканный белый платок. При каждом его вздохе разносился запах винного перегара. В камере были заперты и мужчины и женщины — кто сидел на корточках, кто лежал, кто стоял; всех было человек пятнадцать. Воняло мочой, блевотиной; спирало дух от испарений грязных скученных тел. К плачу примешивался храп, икота, звуки шлепков, которыми арестанты давили на себе москитов.
Из дальнего конца темного коридора чуть пробивался свет, доносился смех и обрывки фраз. Должно быть, там играли в карты тюремные сторожа. Илларион стоял неподвижно, в каком-то забытьи. По щекам его катились две слезы, оставляя длинный блестящий след. Он затих. Москиты кусали ему лицо, руки, кусали сквозь разодранную рубаху живот. Среди густого смрада и нестерпимого зуда от укусов насекомых текли нескончаемо длинные минуты.
Однако постепенно все окружающее пробудило в нем любопытство. Человек в белом казался огромным, неправдоподобно большим, с крохотной головой. Все остальные выглядели маленькими, большеголовыми и как
будто корчили рожи. Илларион растерянно оглядывал фантастическую картину. Он стоял, но своих ног не чувствовал!
В нос ударил запах пекарни. Свежего хлеба. От этого запаха кружилась голова, он сковывал все чувства. Нельзя было ни лечь, ни двинуться. Запах хлеба...
