Все произошло быстро — ведь едва он проник в комнату, его рука уже знала, какие движения ей придется делать.
Три неслышных шага. Рука потянулась к столику. Черный предмет оказался кожаным бумажником. Для босяков бумажник — штука ненужная! Бумажник набит кредитками. Илларион сжал его в руке.
Вот оно — вещественное доказательство, оправдывающее его право. Право защищать свое существование, право облагать данью грабителей. В одну секунду у него возникла целая социальная философия. Ему казалось, что он вполне постиг весь смысл их морали. Существует два противоположных, непримиримо враждебных мира — мир обездоленных и мир богатых: этого достаточно для того, чтобы отринуть ту мораль, которую он до сих пор считал естественной...
Вентилятор овеял его лицо прохладой. Пора уходить. Илларион выскользнул так быстро, что сам удивился, как это он снова очутился на террасе.
Ночная прохлада ударила ему в лицо. Ночь, бледная, умирающая ночь отчаянно цеплялась за каждый выступ окрестных холмов, а в свободные промежутки просачивался робкий молочный свет утра.
Пощечина ветра была приятной. Илларион улыбнулся, а может быть, просто состроил гримасу — кто его знает. Он перешагнул через балюстраду и, обхватив ногами и руками бетонную колонку, стал спускаться.
Вдруг бледный луч карманного электрического фонаря скользнул возле него, порыскал по нарядным веткам бугенвилий и замер на нем. Тишину прорезал свисток, за ним понеслись другие торопливые свистки. Казалось, свисток возникал во всех уголках ночи.
Свисток, ревевший как разъяренный зверь, как море, как ураган, как гроза. Шалый, как свист пьяных гуляк на масленице. Злобно царапавший его острым когтем. Холодный, как щенячий нос.
Негр прижался к колонке. Блюститель порядка бушевал, исходил короткими повелительными свистками, затем раздался крик:
— Держи вора!
Сразу дал себя почувствовать забытый было голод. Илларион беспомощно смотрел вокруг невидящим взглядом. По всему телу, от кистей рук до пяток, разлилась слабость.
Задвигались клещи голода, раскрывались, смыкались, вызывали в желудке резкие колики. Глаза наполнились слезами.
Вслед за грозным окриком хлынул свет с балкона, и, словно от внезапного толчка, у негра ослабли напряженные мышцы. Он соскользнул на землю, как падают во сне.
Сумбурная разноголосица криков, быстрый топот ног по асфальту, прерывистые свистки, разносившиеся среди влажных дуновений предрассветного ветерка.
Электрические фонарики целым шквалом перекрещенных лучей прочесывали цветник. Вор лежал без сил, сдавшись на милость Установленного Порядка. К улюлюканью взрослых преследователей примешивался' детский визг. Растерянные, остановившиеся глаза затравленного, сдавшегося зверя закатились. Померк полный отчаяния взгляд.
