Он разглядывает дом, белеющий в листве под сводом ночного сумрака... И снова принимается думать. Почему он не родился в таком доме, как этот, с террасой, обвитой цветущими бугенвилиями? Он стоит и пристально рассматривает дом.
Черная шелковая шаль тропической ночи с ее пестрыми цветами и каймой зари понемногу светлела...
Негр взглянул еще раз и бросился к дому. Он обхватил бетонную колонку, не обвитую бугенвилиями... Лазал он, как кошка.
* *
Он передохнул на балконе, где позади шезлонгов застыл недвижно целый лес редкостных кактусов: желтовато-зеленые нопалы, мохнатые, как обезьяны; ракетки, словно изрытые оспой, с причудливыми алыми цветами и плодами, ощетинившимися колючками; крохотные канделябры, разрисованные линейным рисунком и перышками; шары из бархата, похожего на лишайник; жгуты с червеобразными желобками, мясистые и узорчатые ленты, и столько других никогда не виданных форм, что он на несколько секунд замер на месте...
Дверь отворена, он в нее входит.
На ночном столике горит крохотная синяя лампочка. Есть же люди, у которых всю ночь горит свет, охраняя их сон! На стуле брошена в беспорядке одежда.
В комнате ночь была славной, уютной ночью из хрупкого стекла, и она разостлала цветистые ковры, нежно ласкавшие босые стопы.
Босоногий человек смотрел. По комнате струился свежий воздух, подгоняемый вентилятором. К жужжанию вентилятора, как хор к джазу, примешивалось глухое басистое похрапывание.
Глаза Иллариона быстро освоились с полумраком. Он весь сжался и дрожал мелкой дрожью. Торопливо тикали часы. Илларион сжимал кулаки с неимоверной силой. С той силой, какую придает голод...
Спящий человек вырисовывался в полумраке огромной белой глыбой. Монументальный зад бугром приподымал простыню; из под простыни высунулась на подушку лысая голова. Иллариона привел в ярость этот покойный сон, этот порядок в комнате, этот бесполезный синий свет. Все это было в его глазах воплощением богатства, особого мира сытых счастливцев и поражало более, чем роскошь, которую он тут и ожидал встретить. Впрочем, Илларион смотрел только на белое ложе и ночной столик с лежащим на нем черным предметом, облитым синим светом. Он не мог видеть остальную комнату — разве только один стул.
Деньги должны быть на столе или в карманах, богатые не прячут своих денег.
Пришло вдруг спокойствие — холодное, ледяное спокойствие. Всем своим существом Илларион сосредоточился на том, что собирался сделать. Его воодушевлял гнев против того нелепого мира, с которым он столкнулся здесь в потемках.
