Шестьдесят пять лет прожила она с садовником душа в душу. После его смерти старость начала слишком нахально атаковывать ее, и она стала испытывать нечто вроде досады, особенно усердно грызущей по ночам, пока однажды не сообразила, в чем дело: в этой жизни ей никого не довелось спасти, даже собственного сына не может вызволить из неволи.
В этот раз ей была подарена долгая жизнь будто для того, чтобы иметь возможность вспомнить все предыдущие, лишь в одном имеющие сходство: каждая заканчивалась трагически по той причине, что она бросалась кому-то на помощь, кого-то выручала из беды, опасной ситуации. Ее кромсали, убивали, поедали, но хитроумная природа предоставляла ей чудесную возможность вырваться из тисков мертвой материи, родиться заново.
— А я? Я тоже когда-то жила? — поинтересовалась Астрик.
— Не знаю, — честно призналась Ватрина. — Скорей всего, я мутантка — что-то понапутано в генах.
Для Гастрик Ватрина не повторяла свои мысле-фильмы, — та не проявляла желания ни видеть их, ни рассказывать о себе. Необычно подвижная, Гастрик не могла жить без какой-либо шкоды. Когда Ватрина надоела ей, она решила отравить старушку: насыпала в кастрюлю с гороховым супом полпачки стирального порошка. Но та заметила коварную проделку, быстренько сварила из концентратов новый суп, а испорченный налила девчонке. Делая вид, что хлебает его, Гастрик с замиранием сердца ждала, что будет со старушкой. Ватрина с аппетитом опустошила тарелку и, хитровато поглядывая на отравительницу, пожаловалась:
— Что-то не по себе. Будто мыла наглоталась, — схватилась за живот, застонала и пошла в спальню.
— Ты сейчас умрешь! — испуганно воскликнула побледневшая Гастрик. — Но ты не должна бояться — тебя же природа любит, и скоро ты опять родишься!
— Да, но я ведь никого не спасла и, значит, умру навечно, — деланно прохныкала Ватрина, изумляясь девчонкиному коварству, — разве тебе нисколечки не жаль меня?
— Нет! — покачала головой Гастрик. Однако ее отвислые щеки были бледны, а глаза, казалось, вот-вот выкатятся и упадут на пол.
— Дурочка ты моя, — Ватрина перестала притворяться, поднялась и обняла девчонку. — Никому нельзя желать плохого, даже если кто-то до чертиков надоел. Ведь смерть имеет свойство притягиваться к тому, кто насылает ее на другого.
Гастрик была смущена и даже немного обрадована тем, что все обошлось, поскольку здорово перетрусила от собственной проделки. Но ни она, ни Ватрина в тот миг не подозревали о том, на пороге какого важного события находится каждая из них.
