Психологи утверждают, что знают, по
какой траектории 6ежит взгляд созерцающего объект.
Рождённые очарозывать розы...
нахальная линия голых губ... лиловый налёт (в виде платья),
лелеющий плоть... лёгкий туман капрона, готовый однажды вовсе
рассеяться... По их ли законам или вопреки им его восхищённый
взгляд оценил эту женщину? Теперь, в эти мгновения, он знал точно,
какие нравятся ему.
Туман капрона, выше... лиловый
туман в его глазах, выше... в глазах отразился, застыл и больше уже
никуда не хотел уходить полукруг сдержанного декольте, открывающего
высокие, через край наполненные жизненными силами, ласкающие и
возбуждающие друг друга груди.
Что-то неуловимое, но близкое,
витающее в воздухе, коснулось его, словно уколов слабым
электрическим импульсом, заставив ощутить какую-то неловкость,
какую-то слабость и очнуться. Он перевёл взгляд и... конечно же,
только что эти смотревшие на него ясные, с чуть азиатским раскосом,
чайные глаза поймали в зеркальцах его глаз отражения подсмотренных
женских прелестей. Он тупо уставился в стол: что ещё
оставалось?
Она говорила по-немецки. A кто-то
безжалостно колотил молотком по его вискам. Она переводила на
русский. A кто-то дерзко поджигал кончики его ушей. Она говорила и
говорила. A в это время кто-то садистски сдавливал ему глотку, не
давая проглотить слюну.
– Ich heiße Лариса Романовна.
"Очень приятно, – зло подумал он. –
И очень приятно звучит".
Лариса Романовна говорила то
по-немецки, то по-русски, воспаряла в облака над Рейном,
восхищалась Бетховеном и Гёте, декламировала, жестикулировала,
краснела. A он не понимал ни по-немецки, ни по-русски. До него
доходили лишь приглушённые фрагменты попурри из русских и немецких
звуков и цокота её каблучков. И под это вдохновенное
русско-немецко-цокающее попурри её груди вздымались и опускались,
прижимались и обнимали друг друга, одна наплывала на другую, потом
слабела, уступая активность подруге, потом они обе успокаивались,
отдыхали, пока снова не придёт нетерпение. И снова, невзирая ни на
кого, занимались сексом, прикрывшись лёгким сиреневым
одеялом...
Но всему приходит конец.
И вот нежданный звонок прервал
первый урок немецкого языка, преподанный Ларисой Романовной
студенту-третьекурснику.
Да, когда-то он был
третьекурсником. И как давно это было...
A потом была ночь. Счастливая, как
и этот первый урок, как и этот день. Как и всё то время. Время
грёз.
A что, собственно, произошло? Может
быть, ничего? Просто сегодня к ним пришла не высокомерная немецкая
классная дама с указкой в руках, а милая женщина с милыми цветами.
C милым лицом. C милым голосом. C весёлыми, смеющимися глазами. C
любовью к своему немецкому. И с весной в сердце.
