Слейн замолчал и долго щелкал зажигалкой, пока прикурил сигарету. Сидел ссутулясь, опустив голову. Доктор внимательно наблюдал за ним.
- А знаешь, Джо...-произнес он медленно.- Ведь Хосе Бланке предал я.
Голова журналиста вскинулась, словно от удара в подбородок, сигарета выпала.
- Как ты сказал? Мне показалось...
- Хосе предал я.
Минуту Слейн смотрел расширенными глазами на доктора, румянец отлил от его скул, и лицо стало желтым, как у умирающего индейца. Потом нагнулся, поднял сигарету и затоптал рассыпавшиеся искры.
- Гарри, я ведь тебя очень давно знаю,- он снова щелкнул зажигалкой и не сразу попал в огонек прыгающей сигаретой.- Хосе, смелый и верный Хосе наш с тобой общий друг! Нет, этого не может быть! Ну скажи, Гарри! Ты не слушаешь меня?!
Доктор смотрел в окно и думал о чем-то своем.
- Джо, ты в самом деле будешь молчать, если я тебе кое-что расскажу?
Слейн вытер вспотевший лоб и с силой придавил в пепельнице окурок.
- Видишь ли, Гарри, я журналист. Ты знаешь, что это такое. Не доверять ты вправе. Но я еще никогда не предал друга, Гарри.
Доктор встал.
- Извини, я сейчас вернусь.
Он быстро прошел к двери, на которой чернело изображение черепа и двух скрещенных молний. На мгновение в комнату ворвался гул генератора, и дверь захлопнулась. Слейн порывисто вздохнул и одним глотком выпил вино из стоявшей перед ним мензурки. "Кошмар какой-то с этим предательством!подумал Слейн.- А если правда? Ну, нет, скорее нелепый розыгрыш! А какое странное вино - на вкус вроде апельсинового сока, а покрепче коньяка..."
Слейн чувствовал жар в лице и легкое возбуждение. Перед глазами закружились белые, похожие на льдинки искорки, померцали и исчезли. Хотелось говорить, высказать Гарри все, что думается, не скрывая самых дальних сомнений и надежд.
"Я скажу... что я скажу? Как доказать, что мне можно верить?-думал он, потирая горячие щеки.-Было у меня желание, тогда еще, в самом начале, как только приехал сюда... написать репортаж о человеке... белом человеке, который один, смело и честно, идет навстречу болезням и бедам, здесь, в заброшенном горном оазисе, Старается в одиночку исправить последствия чьей-то жадности, лжи, вероломства. О, как бы я написал этот репортаж! Но ничего не напишу. Ведь ты не хочешь этого, Гарри?"
Снова гул ворвался в комнату, вернулся доктор. Мензурка вина взбудоражила и его, движения были более порывисты, чем обычно, глаза блестели, румянец пробивался сквозь загар.
