— Тебе надо избавиться от этого креста. И ей тоже, — добавила она, глядя на Петру. — Он выделяет вас. Мы, женщины Зарослей, не считаем, что он сослужил нам хорошую службу. Да и мужчин он раздражает. На.
Софи достала из ниши ножичек с узким лезвием и протянула ей.
Розалинда неуверенно взяла его, поглядела сначала на него, потом вниз, на крест, который всю ее жизнь был у нее на каждом платье. Софи наблюдала за ней.
— Я раньше носила такой же. Мне он тоже не помог.
Все еще сомневаясь, Розалинда посмотрела на меня. Я кивнул ей.
— В этих краях не любят напоминания об Истинном Образе. Кроме того, это, вероятно, опасно. — Я глянул на Софи.
— Да, — сказала она. — Здесь это не только самоутверждение, это вызов всем.
Розалинда принялась не очень охотно отпарывать крест.
Я спросил Софи:
— Что теперь делать? Может, до рассвета нам лучше попытаться убежать как можно дальше?
Софи, продолжая стирать лиф, покачала головой:
— Нет. Его могут найти в любую минуту. Когда найдут, объявят розыск. Подумают, что это ты его убил и что вы втроем убежали в лес. Им никогда не придет в голову искать вас здесь. С чего бы вдруг? Но вокруг они перевернут все.
— Ты считаешь, мы должны остаться здесь? — спросил я.
Он кивнула:
— На два, а может, на три дня. Когда они прекратят поиски, я выведу вас.
Розалинда, не прекращая отпарывать крест, задумчиво подняла на нее глаза и спросила:
— Почему вы делаете все это для нас?
Я быстро рассказал ей о Софи и человеке-пауке, гораздо быстрее, чем можно изложить словами. Но Розалинду такое поспешное объяснение не вполне удовлетворило. Они с Софи продолжали внимательно разглядывать друг друга в мерцающем пламени свечей.
С плеском Софи уронила лиф в воду и медленно выпрямилась. Она наклонилась к Розалинде, ее темные кудри рассыпались по голой груди, глаза сузились.
— Будь ты проклята, — яростно произнесла она. — Оставь меня в покое. Будь ты проклята.
Розалинда напряглась, готовая к любому отпору. Я тоже приготовился, чтобы в случае необходимости быстро вскочить и броситься между ними. На несколько долгих секунд все замерли, как на картине. Софи, почти дикарка, полуголая, в оборванной юбке, принявшая воинственную позу; Розалинда в своем коричневом платье, с наполовину отпоротым крестом, свисающим на грудь, с блестящими в свете пламени бронзовыми волосами, ее точеное лицо с настороженным взглядом, чуть откинутая назад голова. Но вот кризис миновал, напряжение спало. Злоба в глазах Софи погасла, но она не шевелилась. Ее рот искривился, и она задрожала. Горько, хрипло зазвучали ее слова:
