– Снежных не лечат, – сообщил Охард.
– Ничего, вылечим, – решительно заявила я. – И еще мне иголки с шелковыми нитками! И быстро!
Я не скажу, что это было легко. Во– первых, все ушли. Охард требовал, чтобы я тоже ушла, но я демонстративно заперла свою тюрьму и осталась с медленно холодеющим шефом. Холодеющим настолько, что изморозь по простыням стелилась. Во– вторых, хорошо, что все ушли, потому что промывая жуткую рану на хладном теле снежного лорда, я ревела и, кажется, даже подвывала. В– третьих, когда все принесли и через решетку подвинули, я взялась эту жуткую рану зашивать – у меня тряслись руки. И руки, и подбородок, и слезы лились и мешали. Я вытирала их рукавом и продолжала шить. Это был страшно. Потом я забинтовала шефа, это было сложно. Потом в ванной мыла руки, смывая красную кровь и плакала.
Плакала когда вернулась, а шеф практически бездыханный лежал на окровавленной постели. И в помещении становилось все холоднее.
Я подумала, и решила, что это ненормально, взяла спирт растерла ладони шефа – вроде потеплели. Подумала, растерла шею и живот где могла достать. Подумала, что такими темпами надо бы его всего растереть, а для этого надо было срезать остатки одежды.
Пошла взяла катану, подошла к шефу и хотела разрезать рукав рубашки, как вдруг:
– Дай мне,– раздалось вдруг тихое.
Я даже не знаю, как я это услышала. Прозвучало практически порывом ветра, едва слышно. И я подчинилась тоже не особо задумываясь, просто вложила в его хорошо растертую и пахнущую спиртом ладонь рукоять катаны, а он неожиданно крепко сжал.
И следующим было:
– Беги отсюда...
Я рванула быстрее ветра. Отперла дверь, выскочила в коридор, заперла двери и услышала:
– Ты в безопасности?
– Да, шеф, – сжимая ключ и отступая, пробормотала в ответ.
Случившееся дальше мне описать сложно. Для начала сверкнул электрический разряд, да такой что у меня волосы встали дыбом, затем громыхнул гром, но еще до того, как он стих раздался вой ветра. И все что было за решеткой в краткий миг превратилось в обломки, щепки которые, смешавшись со снегом, закружились в смерче, каковой образовался в моей тюрьме. Затем по стенам пошли трещины... Ходуном заходил весь замок, а я... я увидела бутылку вина, которая выкатилась в самом начале буйства запертой стихии, молча взяла ее, кое– как пригладила вздыбившиеся волосы, села под стеночкой и откупорив вино, сделала глоток.
Стихия бушевала, случилось еще два разряда молнии – мои волосы окончательно встали дыбом.
