Для собак захватили с собой целую нерпу. Агыга объяснил, что о корме не надо заботиться, по пути будут избушки, там есть запасы, и людям хватит, и животным. Миронову оставалось только доверять каюру, он теперь полностью подпадал под его власть, хотя каюр формально подчинялся Миронову.
«Десять дней примерно, не так уж и много…» — думал Миронов.
Шли чаще ночью, когда подмораживало. Днем отсыпались на солнышке, выбрав хорошую проталину, разбивали палатку. Иногда валились усталые рядом с палаткой, в меходежде было тепло.
Агыга надел двум собакам чулочки — они порезали лапы о лед, чулочков у него было припасено достаточно. Миронов старательно изучал все детали каюрского быта — и как Агыга разговаривает с собаками, и какой выбирает снег, и как псов кормит, и когда дает им передышку, и когда сам отдыхает, и как укладывает на нарте груз, и как строит взаимоотношения с пассажиром. Есть чему научиться в такой дороге, есть чему. Многое придется постичь Миронову, чтобы потом уже не забывать.
Долгая дорога, ночевки в снегу, хорошо выполненная обоими работа сдружила каюра и пассажира. И когда уже вернулись в поселок, вместо подарка отдал Миронов старику все банки-склянки-консервы, что были в рюкзаке (вот ведь как хорошо дорогу рассчитали, что даже вернулись с продуктами и полным НЗ!), и весь остаток спирта, что хранился у него в гостинице, а было там литра два.
Кену он выложил две нейлоновые рубашки, заграничные, одну новенькую, вторую один раз лишь надеванную, они тогда входили в моду. Кен не удержался и сказал:
— Пришли мне такую же.
— Бери сейчас! — ответил Миронов. — Когда я еще в центре буду? А мне пришлют, бери!
Кен взял и принес Миронову нерпичьи торбаса и нерпичьи штаны.
— Непромокаемые, — сказал он. — В твоей работе очень пригодятся. Залезай в воду и стой — и ничего. Сухо, тепло, как в постели.
— Ну, спасибо, Кен!.. Вот это я понимаю! А легкие-то! Да в них бегать в маршруте как олень буду!
— Да, — смеясь, согласился Кен. Он был рад, что его подарок пришелся геологу по душе.
— Да, пока не забыл, — засуетился Миронов. — Давай я дяде расписку напишу!
Он достал из планшета полевую книжку, вырвал две странички, сел писать.
В те годы, вспоминает сейчас Миронов, листок, вырванный из блокнота и подписанный пассажиром упряжки, являлся для бухгалтерии неопровержимым финансовым документом. (Расписка. Я, имярек, арендовал упряжку и совершил проезд по маршруту такому-то, общей протяженностью столько-то км с каюром таким-то. Число, подпись.)
